- Так что у тебя есть все шансы, Лена, - бодро говорит папа, - выше голову!
- Вы меня совсем запутали, - устало говорит Ленка. Она уже несколько одурела от этого болезненного бреда и теперь пытается выяснить, чем же, все-таки, у Губерманов кормили. Но папу уже трудно остановить.
- Из всех Срулевичей, - задумчиво говорит он, - нормальный только молодой Срулевич. Хорошей мальчик, кстати. И как раз немногим старше тебя, Лена.
- О чем ты говоришь, Муня, - неожиданно взрывается мама, - это молодой Срулевич нормальный? Он такой же нормальный, как мой дедушка. Нормальный человек не ставит мочевой пузырь в холодильник.
- Он писал диссертацию, - защищается папа. - Ему этот пузырь был нужен для патогистологии.
- Ах, для патогистологии...
Оба раздраженно умолкают. Вообще-то, мочевой пузырь в холодильнике вещь не слишком запредельная. Ленка держала там мотыль - рыбок кормить. Пока папа не полез как-то в холодильник перехватить чего-нибудь до обеда и не набрел на красную шевелящуюся массу. Теперь Ленка держит мотыль в сортирном бачке. Там проточная вода, и мотылю хорошо. Папа пока об этом не знает.
Ленка ставит на полку психиатрический справочник и берется за Грофа. Тоже ничего.
- А цветом лица ты все-таки в Бромштромов пошла, - задумчиво бормочет папа.
Все любят читать психиатрические справочники - они по своей популярности не уступают детективам. И не потому, что приятно ставить диагнозы своим друзьям и знакомым (а ведь, действительно, приятно!), а потому, что в одной из этих скучных и страшных книжек, одетых в безликие переплеты цвета присутственных мест, мы надеемся набрести на одну-единственную болезнь - свою болезнь. И совпадут симптомы, и мы поймем, почему нам бывает так плохо и страшно, почему не спится ночью, а по утрам невозможно продрать глаза, почему мы не в ладу с миром, или мир не в ладах с нами. А раз есть болезнь, то ведь должно существовать какое-то лечение. Аутотренинг там, или психотерапия. Вам хорошо... Вы расслаблены... Ваши руки теплые и тяжелые. Особенно правая. Да и левая тоже... Туда же... Вам уже лучше, говорю я - вы завтра проснетесь и это уже будет другой, лучший мир - нет, я не в этом смысле... Просто вам уже гораздо лучше.
* * *
- Слушай, - говорит Лидочка Мунтян, - ты что в субботу делаешь?
- Не знаю еще, - осторожно говорит Ленка, - а что?
- Пошли со мной в психушку.
- Это еще зачем? - пугается Ленка. Нет, может, ей и есть что делать в психушке, но не так ведь, наскоком.
- Лошадь навещать. Вдвоем спокойнее как-то.
- Что с ней? Свихнулась?
- Не то чтобы свихнулась, - задумчиво говорит Лидочка, - а, ты понимаешь, странный случай. Сидит она в парикмахерской. Ресницы красит. Парикмахерша сзади стоит. Ножницами стрекочет. И тут, ты понимаешь, приходит в голову Лошади мысль - а что, если пока она вот так сидит, парикмахерша обойдет кресло и ножницами по горлу - раз. Ну, она сначала так эту мысль от себя отогнала, да еще внутренне похихикала, но ведь ей все хуже и хуже. Все она себе представляет, как приходит парикмахерша, обходит ее сзади, раскрывает эти ножницы и... А она ведь совсем беззащитная, Лошадь. Сидит, глаза закрыты, ресницы в краске, по уши в простыню закутана.
- И что?
- А ничего! Сорвала она с себя эту простыню и рванула из парикмахерской. Даже ресницы не смыла. Так и бежала по улице, как Фреди Крюггер.
- И, по-твоему, она ненормальная? - скептически интересуется Ленка. Вполне закономерная реакция. Мне, вон, парикмахерша однажды самой чуть ухо не отрезала.
- Да нет, это как раз в порядке вещей. Я их сама знаешь как боюсь... А только с тех пор начались у Лошади неприятности - как она выйдет на улицу, так ей плохо делается. Все ей, понимаешь, кажется, что кто-то подойдет сзади и пырнет ее ножном в спину. Ноги у нее, у бедной подкашиваются, в ушах шумит... Она теперь без мамы из дому не выходит.
- Вот это да! - восхищается Ленка. - Скованные одной цепью. Ладно, пошли, уговорила.
- Кстати, - неожиданно интересуется Лидочка, - ты Потрошилова давно видела?
- С убийства Улофа Пальме не видела, - отвечает Ленка.
- Что за политическая привязка?
- А он в запой ушел. Жалко, говорит, Улофа, хороший мужик был.
- Я его жене блузку толкнула, - говорит Лидочка. - Увидишь, скажи, пусть деньги отдаст.
- Да ты что, мать, - удивляется Ленка, - они же развелись.
- Давно?
- С убийства Улофа Пальме и развелись. Какие деньги, это ж год назад было!
- Как время летит! - удивляется Лидочка. - А мне казалось, это недавно было! Хотя нет, блузка-то была со стойкой, такие в этом году уже не носят. Еще кофе хочешь?
- Я бы поела чего-нибудь, - виновато говорит Ленка.
- Обойдешься, - отрезала Лидочка. - Я на диете.
У Лидочки орлиный нос, близко посаженные глаза и муж-художник. Держать в доме мужа-художника - все равно что афганскую борзую - престижно, но утомительно. Это не Ленка придумала - это в справочнике пород собак так написано. Отсюда и диеты. Лидочка неделями отказывает себе во всем, нагоняя вес за время кратких передышек. Жизнь у нее так и проходит - в борьбе и самоограничениях.
- Слушай, - говорит она, - ты святые письма получала?
Ленка уже привыкла к причудливому ходу Лидочкиных мыслей.
- Нет, только анонимные. И не я, а папа. "Не выступайте с отрицательным отзывом на защите диссертанта Иванчука 20 июня в 16.00 в большом актовом зале, банкета не будет, а то мы разделаемся, говорят, с вашей любимой доченькой".
- До чего ученые дошли! - возмущается Лидочка. - И кто писал? Диссертант этот?
- Нет, - говорит Ленка, - его тетя. Но подписано "Доброжелатель". Родители мне газовый баллончик дали, и еще гаечный ключ. Ржавый, но удобный. Так и хожу. А зачем тебе святые письма?
- Я их размножаю, - объясняет Лидочка. - Размножаю и рассылаю лучшим друзьям. А то, знаешь, что будет, если их не отправить?
- Что? - интересуется Ленка.
- Даже говорить об этом не хочу, - отрезала Лидочка.
* * *
- Истерия у твоей Лошади, - говорит папа, - чистейшей воды истерия. Это просто наказание какое-то - у меня на приеме тоже сплошные истерички у одной голова болит, когда она диплом писать садится, ну так болит, что в глазах темнеет, у другой на свекровь аллергия какая-то загадочная. Кстати, мамочка, интересный случай! Женщина, доктор наук, телефонную трубку платком обертывает и, когда садится, под себя папку для бумаг подкладывает. Тебе это ничего не напоминает?
- Ах, Муня, перестань, - обижается мама, - мои родственники все сумасшедшие. А твои, конечно, ангелы!
- Ты на личности не переходи, - отвечает папа, - я же просто спросил.
- Все с ней понятно, - авторитетно разъясняет Ленка, - третья стадия по Грофу.
- Чего?
- Родов, конечно. Третью стадию прошла неудачно. Захлебнулась в каловых массах.
