Александр Лютенцов, он же Лютый. Один из старейших деятелей русского националистического движения. Непререкаемый авторитет среди себе подобных. Участвовал в десятках экстремистских акций, дважды судим. Последний раз вернулся с отсидки пять лет назад. С тех пор живет тихо, ничем себя не проявляя. Но уж если он ничего не знает о тех, кто организовал взрывы, то не знает никто…
– Догадываешься, зачем позвали? – спросил Виктор, подходя к столу.
– Я думаю, майор Белкин не будет вызывать меня ради того, чтобы предаться воспоминаниям о тех временах, когда он был лейтенантом, – Лютый усмехнулся, а Виктор едва не выругался. Умеет же дед уязвить, напомнить о том, что лучше не вспоминать!
Старик-террорист выдержал паузу и продолжил, медленно и скрипуче, словно старый радиоприемник:
– Зато я думаю, что майор Белкин влип в неприятности и ему нужна моя помощь. Ведь так?
– Так, – кивнул Виктор. – И ты, такой умный, наверняка уже догадался, про что я тебя буду спрашивать?
– А как же, – Лютенцов огладил бороду. – Про то, кому же понравилось домишки в Москве подрывать, честных людей пугать…
– Ты мне зубы не заговаривай! – майор ощутил, что злится, что горячая волна гнева приливает к лицу, грозя сорвать последние остатки самоконтроля. – Прямо тебя спрашиваю – знаешь, кто это сделал?
Дед улыбнулся, презрительно и грустно.
– Эх ты, Белкин, – сказал он тихо, – ведь ты же сам русский, не иудей пархатый, не татарин узкоглазый, а таким падлой меня считаешь. Чтобы я своих пацанов, которые за наш народ вступились, тебе вот так на блюдечке выложил? Мы, русские, столько веков меж собой грызлись, так хоть теперь должны быть друг за друга…
– Так это что, я по твоему, не должен ловить говнюков, которые вчера почти две сотни нарду угрохали? – звенящим от напряжения голосом спросил Виктор.
– А это уж твое дело, майор, – Лютый вновь огладил бороду. – Хочешь – лови, хочешь – уходи в отставку, чтобы потом совесть не мучила, что ты последних смелых людей из своего народа под расстрел подвел… Но я тебе ничего не скажу.
– Так, – очень четко проговорил Виктор. – Ты ведь понимаешь, что в соответствии с поправкой к Уголовному кодексу номер двести семь от пятнадцатого января две тысячи сто семидесятого года в случаях, когда имеется угроза безопасности государства, органы УВД могут применять физическое воздействие для добычи показаний. Сейчас, как мне кажется, именно такой случай…
– Знаю-знаю, – Лютый ощерился, показав белые вставные зубы. – Ты меня будешь пытать. Своего, соплеменника, русского. В угоду осетинам, армянам, узбекам и прочим чукчам!
– Я служу России! – Виктор чувствовал, что слова старика что-то задели внутри, и дежурной фразой попытался возвести заслон на пути новых, непонятных чувств.
– Да, – дед язвительно захохотал. – Президент у нас – грузин, премьер – таджик, половина жителей – китайцы! И ты называешь это Россией? Уж лучше сдохнуть, не служа никому, чем жить на жаловании у такой страны!
Голос Лютенцова наполняла настоящая, искренняя горечь. Он усмехнулся, зло и отважно, словно герой перед казнью, и от этой улыбки Виктора пробрал озноб.
– Что же, пытать будете. Так пытали… Правда я тогда моложе был, сильнее. Теперь не выдержу… Так что уж лучше не дамся. Прощай, майор. Встретимся в аду!
Он сжал челюсти, что-то хрустнуло. Виктор сначала не понял, что произошло, но когда догадался, то озноб ударил с такой силой, что череп мгновенно заледенел изнутри. Лютый разгрыз имплантированную в зуб капсулу с ядом!
Старик оплывал на стуле. На лице его застыла блаженная улыбка.
– Не понимаю, зачем? – воскликнул Виктор, нажимая кнопку вызова охраны.
– Врача, быстро, – приказал он вбежавшему конвойному, а когда тот с топотом убежал, увидел, что губы старика шевелятся, словно два совокупляющихся белесых червя. Умирающий пытался что-то сказать.
Майор поспешно подошел, нагнулся.
– Ты и не поймешь, – выдохнул Лютенцов. Дыхание его, слабое, едва слышное, становилось все реже. Жизнь покидала тело. – Я жил русским и русским умру… гордо…
Он дернулся и затих. В застывших голубых глазах отражалось зарево заката, и казалось, что яростное, злое пламя горит внутри головы старого террориста, не желая угасать даже после смерти.
С грохотом отворилась дверь. Поспешно вошел врач, его халат казался до боли белым. Он открыл чемоданчик, запахло какими-то лекарствами. В ловких руках блеснула трубочка шприца.
Виктор, чтобы не мешать, отошел к окну. Он понимал, точнее, чувствовал, что вся эта суета бесполезна. Что Лютенцов, знавший, кто организовал взрывы, убил себя, заставив следствие в очередной раз попасть в тупик.
Глава 3. Двадцать первое мая.
Не мало Русь уж выслала
Сынов своих, отмеченных
Печатью дара божьего,
На честные пути
Н. А. Некрасов
В субботу занятий не было и Владимир намеревался поспать подольше. Надежды рухнули вместе с неожиданным звонком в дверь.
В первое мгновение он не поверил, что пришли к нему. Но звонок продолжал надрываться, словно впавшая в истерику женщина, которая уж и сама рада остановиться, но не может.
Пришлось вставать.
С утробным зевком Владимир выдернул себя из постели и потащился к двери. По пути взглянул на часы – без пяти восемь. Еще спать да спать, сны приятные досматривать.
За дверным глазком обнаружились двое людей в милицейской форме.
Сердце Владимира замерло, а затем забухало, точно паровой молот. Неужели они узнали? Откуда? Как? Кто предал?
Рой мыслей взвихрился в голове.
– Сейчас, открываю, – проговорил Владимир, стараясь, чтобы голос его звучал как можно более небрежно. Явившись брать опасного террориста, группа захвата вряд ли будет звонить в дверь. Так что визит милиции связан, скорее всего, с чем-то другим…
Он распахнул дверь.
– В чем дело?
Старший из милиционеров, с длинным, похожим на клюв носом, спросил в ответ:
– Смоляков Владимир Святославович?
– Это я. А в чем дело?
Носатый взял под козырек, изобразил вежливую улыбку. Лицо его было помятое, под глазами залегли темные круги, словно у почечного больного.
– Капитан Делиев, – сказал он. – Антитеррористический отдел УВД. Одевайтесь. Вы поедете с нами.
– Я задержан? Меня в чем-то подозревают? – поинтересовался Владимир, изумленно вскидывая брови.
– Нет пока, – буркнул капитан. – Вас просто настоятельно просят приехать для разговора.
– Хорошо, я одеваюсь, – кивнул Владимир, ощущая, как первоначальное волнение уходит и на смену ему приходит спокойствие. Ясно, что милиция ищет тех, кто организовал взрыв. Ищет среди тех, кто хоть как-то причастен к русскому националистическому движению. И одна из многочисленных конечностей УВДшного спрута нащупала его, Владимира Смолякова. Чтобы обнюхать, рассмотреть получше и решить, что с ним делать…
