Так мало зла, нетерпимости, безразличия — но этого хватает.
Так много добра, благородства и самопожертвования — но от этого только хуже.
Я не хочу. Не хочу!
Но не умею по-другому…
Потому что…
Потому…
Потому что туго соображаю и очень хочу пить…
Полцарства за глоток чистой воды…
Если я не дойду, если вы меня обнаружите, напишите на надгробии, что я был настоящим эгоистом, но хотя бы старался.
Старался — не быть им.
С двадцать вторым апреля меня!
Слепой мальчик в клетчатой рубашке сверлил дыру в потолке. Искры летели во все стороны, но он их не видел, зато прекрасно ориентировался по слуху. Неподалеку кудахтала курица. Она была голодна — под землей очень сложно достать еду.
— Тихо, Лиза, — прошептал мальчишка ласково, — я понимаю, как тебе надоело быть подземным жителем; мне, кстати, тоже. Но надо еще немножко потерпеть.
— Ко? — спросила несушка. Она, нервно тряся головой, прогуливалась по узкому коридорчику и старательно обходила желтые ручейки.
— Он нам нужен, Лиза. В нем есть особенная сила, о которой я хочу знать больше. Может, использовать ее как-нибудь?
— Ко-ко!
— Да, ты права, мы, роботы, умные существа. Пожалуй, мне стоит взять власть в свои руки и изменить мир. Как в том фильме «Чертинатор». Фильмы лучше книг. В фильмах все проще и правильнее. А я — самый умный не только среди людей, но и роботов. Мой бывший отец украл именно меня, потому что я особый, без встроенных предохранителей. Ну знаешь — три закона робототехники и все такое. Я — совершенный искусственный интеллект.
Искры вокруг.
— Ко?!
— Слепой, и что же? Это не проблема. Власть будет моя, и люди поклонятся новому богу. Слепому мальчишке, кстати, окажут больше доверия. Может, стоит отрубить ногу? Слепому одноногому мальчику окажут доверия вдвое больше.
Сверху звякнуло железо; мальчишка, поднапрягшись, отогнул металлический лист вниз, подтянулся и очутился в длинном белом коридоре, посреди которого лежал избитый, грязный мужчина лет двадцати пяти. От мужчины несло дерьмом и застарелым потом. Тот еще аромат. Мужчина царапал скрюченными пальцами кафельную плитку на полу и шептал:
— Свет в конце тоннеля… свет в конце тоннеля…
Мальчишка присел рядом с ним на корточки и сказал:
— Ты меня многому научил, и я благодарен тебе за это, серьезно. Главное, ты научил меня, что, кроме меня, на этом свете никого больше нет. И надо ненавидеть остальных, которые возомнили, что все иначе.
Мужчина поднял голову, посмотрел воспаленными красными глазами на мальчишку и прошептал иссушенными губами:
— Дай воды… не надо… всех… ненавидеть… люди… запутались…
— Вода внизу. Ненавидеть надо.
— Свет… в конце… тоннеля…
— Никакого света в конце тоннеля нет, — отвечал мальчик. — Этот тоннель бесконечен, потому что замкнут в круг, и есть в нем только стерильная чистота и жадные люди, которые сейчас наблюдают за тобой через видеокамеры, потому что надеются все-таки, что ты — Желтый Директор. Я знаю это, потому что порылся в их компьютерной сети. Но выход есть. Можно пробить в полу дыру, как это сделал я, и бежать. Бежать, пока не прибежала охрана.
Мальчишка встал на ноги и протянул мужчине маленькую свою ладошку. Сказал с пафосом, сверкнув линзами черных, как смоль, очков:
— Иди со мной, если ты хочешь жить.
Было слышно, как, громко топая по полу хромированными сапогами, к ним спешит охрана.
Мужчина посмотрел на мальчишку; секунду роботу казалось, что мужчина узнает его.
— Жить… — протянул мужчина. — Жи-ить… жить…жить? С тобой, что ли, козел?
Протянул киборгу руку и замер, уставившись на электронные часы на запястье мальчишки. Часы пискнули, и на них появилась новая дата.
Двадцать третье апреля.
Январь — май 2005 г.