Увы, Добрыня начало переговоров затягивал, а заговорщики, нарушив свои же планы, ударили раньше, чем собирались. Монах, прослушивая радиопереговоры, почуял неладное, еще не получив донесение от шпионов, и, в своей манере, действовать решил быстро. Зная, что бунтовщиков немного, собрался ударить по ним прямо в поселке, используя помощь своей «пятой колоны». Если бы ему удалось подавить заговор, он бы вел переговоры уже с Олегом, как преемником Добрыни.
Олег в это не особо верил – скорее всего, Монах бы попросту прибрал островитян к рукам, используя столь удобный момент. Но в данной ситуации, когда Добрыня жив-здоров, да еще и на белом коне победителя, волей-неволей придется отказаться от подобных планов и довольствоваться синицей в руке.
Мэр островитян, вымотанный как собака, не очень-то поддерживал разговор. Монах не обращал на это внимание – сейчас он лишь подготавливает почву для завтрашних бесед. Он говорил всю дорогу – коротко, четко, без лишних разглагольствований.
И говорил правильные слова.
Пора покончить с «военным коммунизмом», иначе этот заговор окажется лишь первой ласточкой. Надо укреплять власть комплексно, а не разрушать ее «демократическими веяниями». Да, идея с выборами хорошая, но пока несвоевременная – демократия дорогая вещь, они еще слишком бедны для нее. Но со временем к этому придут неизбежно. Надо объединяться по-настоящему. Пусть и без общего вождя – Монах согласен и на правление совета. А для начала следует разделить сферы деятельности, чтобы добиться взаимозависимости друг от друга: натуральное хозяйство – это тормоз, которого стоит избегать. И неплохо бы поделиться селитрой из центра катастрофы, это будет по-соседски. Со своей стороны Монах намекнул, что есть вариант начать добычу нефти – где-то этот лис ее унюхал и без помощи Олега.
За пару километров пути к поселку он успел сказать много важных и правильных слов. В голове Олега задержалось не более десятой их части, у Добрыни, похоже, дела обстояли аналогично.
Да, жизнь меняется, и они не должны отставать от изменений, а вести их за собой, направляя в нужную сторону. Не ошибается тот, кто ничего не делает – за свои ошибки они сегодня частично расплатились. Цена оказалась высокой: кровь – самая дорогая валюта.
Завтра будет серьезный разговор. Завтра будет «разбор полетов». Все завтра.
А сегодня им не до «стратегического планирования» – сегодня они просто возвращаются домой.
Олег, пробившись через ликующую толпу встречающих, потопал прямиком к своей избе. За спиной возмущенно орал Добрыня – возбужденные люди начали подкидывать его на руках. Уронят ведь, идиоты – этого борова не всякий стул выдерживает. Да пусть хоть ребра помнут, Олега это уже не касается.
Увидев, что за пленкой окна мерцает огонек, усмехнулся. Дверь открыл, приподняв, без скрипа, с порога тихо поинтересовался:
– Родная, ты не спишь?
– А как ты думаешь? – вопросом на вопрос ответила супруга.
– Ночью порядочные женщины спать должны.
– Ага, под боком у порядочного мужа.
– Признаю свою вину. Пилить больно будешь?
– В принципе надо бы – ты ведь опять разгулялся не на шутку… Я даже не буду спрашивать, кто это так гремел. Наверняка твоих рук дело. Чего встал на пороге, я покушать приготовила, знала ведь, что ты сейчас появишься. Как же меня достали эти твои вечные приключения…
Олег, прикрыв дверь, снял с плеча автомат, повесил на деревянный колышек, вбитый меж бревен, шагнул навстречу поднимающейся супруге, заключил ее в объятия:
– Ну здравствуй, милая! Я вернулся домой.
* * *
Толпа ликующего народа разделила отряд на группки, а затем и вовсе растворила в себе. Андрей, продираясь через нее, вынужден был обниматься с какими-то совершенно незнакомыми мужчинами, кому-то жал руки, пару раз его целовали перевозбужденные женщины, а один раз ему пришлось выпить глиняный стаканчик с вулканической лавой (желудок решил, что это была именно она). Похоже, островитяне не слишком скромничают – если чему-то радуются, то будут веселиться, пока не порвут все баяны.
В какой-то момент Андрей оказался один. Толпа осталась позади, у ворот, а перед ним темнели безлюдные улочки поселка. Деревянные избы, сделанные будто под копирку, тянулись ровными рядами, теряясь во мраке. Куда идти дальше, он не представлял – рядом с ним не было ни одного знакомого бойца.
Хотя нет, кое-кто есть.
К Андрею подошла Рита, остановилась, спокойно поинтересовалась:
– Вам небось Добрыня сказал в гостином дворе до завтра ночевать, а там разберется?
– Ну да.
– В мою избушку никого не поселили – Добрыня сказал, что верил в мое возвращение, и даже прибирать туда девочек посылал иногда. В общем, если не боишься переночевать под одной крышей с женщиной, то я тебя приглашаю.
– Какая ты строгая сегодня, – улыбнулся Андрей. – Мы же вроде почти как муж и жена по вашим понятиям.
– Ну церковь наш брак еще не благословляла.
– Меня это не смущает.
– Меня тоже. В поселке баня еще не остыла, ты можешь помыться. Я дам тебе свои шорты и рубашку – тебе, конечно, не очень впору, но до завтра получше одежды не найти. Так что если хочешь лечь спать чистым, придется тебе потаскать женские тряпки.
– И это тоже меня не смущает, – заверил Андрей. – Хотя, если ты будешь настаивать на юбке, у меня могут возникнуть возражения.
– А куда ты денешься. Ну что, пошли?
Замка на двери не было – простой деревянный засов, правда, опечатанный. Сорвав восковую печать, Рита шагнула в дом, поднесла принесенный фитиль к свечке. При тусклом освещении Андрей оглядел скудное убранство избушки. Скудное по меркам Земли – для пленника, два года прожившего в сарае, это почти дворец. Скромно и уютно. Ему понравилось.
Неловко снял с плеча тяжелый мушкет, поставил его сбоку от двери, прислонил к стене. Топорик положил рядом. На деревянный гвоздь повесил подсумок с пулями и патронами и пороховницу. Все – другого имущества у него, по сути, нет; лохмотья не в счет.
Хотя нет, кое-что свое у него все же есть.
На ладони тускло блеснула бронзовая четырехгранная пирамидка. Бесполезная вещица, найденная при попытке промыть пробу. Но зато это его личная вещь. И неважно, что она старая – в лохмотья от времени не превратилась, даже следов коррозии нет. Кто знает, может, через много-много лет за нее какой-нибудь коллекционер готов будет отдать состояние как за уникальный предмет культа древнего бога или эксклюзивное грузило, используемое античными царями для ловли форели.
Не будет войн с хайтами и рабства, не будет больше яркой жизни на лезвии ножа. В небесах вместо «скатов» начнут летать самолеты, и пассажиры, сидя в удобных креслах, будут заказывать холодный томатный сок. А пирамидка будет все так же поблескивать бронзой, озадачивая исследователей странным символом на своей грани.
