На Земле говорят, что планета типа «ДЖ» называется так из-за Юпитера (по-английски название Юпитера начинается с «ДЖ»), планеты Солнечной системы, лучшего представителя этого типа. Может, это и так.
Другие планеты относятся к классу «Е», а с этой буквы начинается название Земли по-английски. Планеты типа «Е» обычно сравнительно малы, и их слабое тяготение не удерживает водород и содержащие водород газы. К тому же они обычно ближе к солнцу и теплее. Их атмосферы тонки и обычно содержат кислород и азот, иногда с добавкой хлора, что очень плохо.
— А хлор? — спросил Байрон. — Хорошо ли обследовали атмосферу?
Ризетт пожал плечами.
— Из космоса можно судить только о верхних слоях. Если хлор есть, он сосредоточен ближе к поверхности. Посмотрим.
Он хлопнул ладонью по широкому плечу Байрона.
— Как насчет приглашения меня на небольшую выпивку в вашей каюте, парень?
Джилберт с беспокойством посмотрел им вслед.
Сейчас, когда Автарх ухаживает за Артемизией, а его ближайший помощник становится собутыльником Байрона, «Безжалостный» все больше превращается в лигейнский корабль.
Он подумал, знает ли Байрон, что делает, потом мысли его перешли к новой планете.
Когда они вошли в атмосферу, Артемизия была в пилотской рубке. Она слегка улыбалась и казалась вполне довольной.
Байрон изредка поглядывал в ее сторону. Он поздоровался с ней, когда она вошла в рубку, в которую обычно не входила. Но она не ответила.
Она спросила:
— Дядя Джил, правда, что мы садимся?
— Кажется да, моя дорогая. На несколько часов мы сможем выйти из корабля, походить по твердой почве. Как это забавно!
— Надеюсь, что это та самая планета! Иначе будет вовсе не забавно.
— Остается еще одна звезда, — проговорил Джилберт.
Тут Артемизия повернулась к Байрону и холодно спросила:
— Что вы сказали, мистер Фаррил?
Байрон, захваченный врасплох, запинаясь выговорил:
— Ничего.
— Простите, мне показалось.
Она прошла мимо так быстро и близко, что коснулась платьем его колена. Его охватил запах ее духов. Он сжал челюсти.
Ризетт по-прежнему с ними. Одно из преимуществ трейлеров заключалось в том, что они могли оставить гостя на ночь. Он сказал:
— Сейчас уточняются данные об атмосфере. Много кислорода, почти тридцать процентов, есть азот и инертные газы. Все нормально, хлора нет. Но… Нет и двуокиси углерода. Это плохо.
— Почему? — спросила Артемизия.
Байрон коротко объяснил:
— Значит, на планете нет жизни.
— Да?
Она посмотрела на него и тепло улыбнулась.
Байрон против воли улыбнулся в ответ, но тут же что-то в ее внешности изменилось: она улыбалась как бы сквозь него, мимо него, очевидно, не замечая его существования. И он остался с глупой улыбкой, которая вскоре угасла.
Лучше избегать ее. Когда он ее видит, перестает действовать анестезия. Начинает болеть.
Джилберт хмурился. Они снижались, в нижних слоях атмосферы «Безжалостный» из-за нежелательного аэродинамического сопротивления трейлера с трудом поддавался управлению.
Байрон упрямо боролся с приборами.
— Веселей, Джил, — говорил он.
Сам он не чувствовал особого веселья. На радиосигналы не было получено никакого ответа. Если они не найдут повстанцев, то ждать больше нечего.
Джилберт сказал:
— Не похоже на планету повстанцев. Скалистый и мертвый мир без воды.
Он обернулся.
— Поискали снова двуокись углерода?
Красное лицо Ризетта вытянулось.
— Да. Но только следы. Около тысячной процента.
Байрон сказал:
— Ничего нельзя решать. Они могли выбрать эту планету именно потому, что она кажется такой безнадежной.
— Но я видел фермы, — сказал Джилберт.
— Хорошо. А много ли мы увидим на планете такого размера, облетев ее несколько раз? Видимо, у них недостает людей, чтобы заселить всю планету. Они могли выбрать какую-нибудь долину, где содержание двуокиси углерода выше, скажем, от вулканических извержений, и где поблизости есть вода. Мы можем пролететь в двадцати милях от них и не обнаружить. Естественно, они не станут отвечать на радиовызов без тщательной проверки.
— Невозможно так легко создать концентрацию двуокиси углерода, — пробормотал Джилберт.
Они внимательно посмотрели на экраны.
Искусственное освещение выключили, и солнечные лучи врывались в иллюминаторы.
Это менее эффективный способ освещения корабля, но в нем была желанная новизна.
Иллюминаторы открыли, потому что атмосфера планеты оказалась пригодной для дыхания.
Ризетт возражал, так как отсутствие двуокиси углерода может вызвать затруднение в дыхании, но Байрон решил, что на короткое время это можно выдержать.
Джилберт взглянул в иллюминатор, вздохнул и сказал:
— Скалы.
— Надо установить радиопередатчик где-нибудь повыше, — сказал Байрон, — так увеличим видимость. Нужно охватить все полушарие. Если результат будет отрицательный, сможем попробовать на другой планете.
— Это вы и обсуждали с Ризеттом?
— Да. Работу выполнили мы с Автархом. Он сам это предложил, иначе предлагать пришлось бы мне.
Говоря это, он бегло взглянул на Ризетта. Лицо того ничего не выражало.
Байрон встал.
— Думаю, лучше отстегнуть линь, но надеть костюмы.
Ризетт согласился. На планете было солнечно, в воздухе было мало водяного пара, отсутствовали облака, но было очень холодно.
Автарх стоял у главного люка «Безжалостного». Его костюм был из тонкого пенообразного материала, весил лишь долю унции, но давал прекрасную изоляцию. Маленький цилиндр с двуокисью углерода был пристегнут к груди. В нем была небольшая щель и газ вытекал постепенно, создавая необходимую концентрацию углекислого газа.
Автарх сказал:
— Хотите обыскать меня, Фаррил?
Он поднял руки и ждал со спокойным лицом.
— Нет, — ответил Байрон, — хотите проверить мое оружие?
— И не подумаю.
Вежливость их была холодной, как погода.
Байрон вышел на яркий солнечный свет и взялся за ручку тяжелого ящика, в котором находилось радиооборудование. Автарх взялся за другую ручку.
— Не очень тяжело, — сказал Байрон.
Он обернулся. Артемизия стояла в люке.
На ней было простое белое платье, развевавшееся на ветру. Полупрозрачные рукава в свете солнца стали серебряными.
На мгновение Байрон опасно оттаял. Он хотел вернуться, схватить ее так, чтобы синяки остались на плечах, почувствовать, как ее губы встречаются с его губами.
Вместо этого он коротко кивнул, но ее ответная улыбка и взмах руки были обращены к Автарху.