— Ну конечно настоящая, — смеётся мама Маша. — Ух ты моя щебетунья!
— А деда кто обнимать будет? — спрашивает ревниво Уэф.
— Деда потом, — безапелляционно отвечает ребёнок. — Бабушку сперва.
«Мы вообще-то по делу, Рома. Первую партию новых штуковин уже вживили всем ликвидаторам, а вторую, я так понимаю, получит твой шеф, пользуясь ореолом героя. Но третья партия должна быть нашей! Всем поставлю, до деда Иваныча и Коли-Хруста включительно»
«А разве на людей эта штука рассчитана?» — я в недоумении хлопаю ресницами»
«Так вот я и прилетела с Уэфом, чтобы прояснить сей вопрос» — отвечает уже мама Маша. — «Думаю, всё будет работать, Рома. Мозги всех разумных довольно сходны по принципу действия, несмотря на имеющиеся анатомические различия»
— Теперь деда хочу! — заявляет маленькая Мауна, протягивая к деду ручки и хлопая себя по спине коротенькими розовыми культяпками. Надо же, оглянуться не успеем, как вырастут прекрасные крылья… — Деда, ты мне игрушку принёс?
Ангельский лик Уэфа приобретает выражение, характерное для балбесов.
— Не… я, это… забыл…
— Плохо. Завтра чтобы сделал, ага?
Мы все хохочем.
— Ну конечно сделает, маленькая моя. Чай в доме есть? — спрашивает мама Маша, передавая внучку деду.
— Ох, да конечно! — Ирочка стремительно направляется на кухню.
* * *
— Нет, Рома, ты определённо не следишь за ситуацией. Превратил себя в кота-крысолова, и доволен. Процессы на Земле идут далеко не так, как того желают «зелёные». Правда, я не могу похвастаться, что они идут так, как этого желаем мы, но проект глобализации всё сильнее заваливается и скоро рухнет.
— А вариант «всемирный халифат»?
— С этим придётся повозиться. Пока «зелёные» не слишком продвигают этот вариант, уповая на успех глобализации. Но как только глобализация провалится, они все силы бросят на раскручивание этого проекта.
Мы пьём чай на веранде, огороженной сеткой. Маленькая Мауна спит в своём углу, умаявшись. Завтра с утра у мамы Маши и Уэфа трудный день, а сегодня они отдыхают. Четыре ночных часа — не так мало…
— Я вижу, Рома, что за мысли крутятся у тебя на втором плане, — говорит вдруг Уэф. — Давай уже, не тяни. Излагай, обсудим сообща.
Да, папа Уэф в своих привычках неизменен. Брать быка за рога его обычный приём.
— Я что хочу сказать… Вот мы поставили крест на «зелёных». Мы не занимаемся покойниками, дескать. А если они не совсем ещё покойники? Разве может врач ставить крест на больном, решая — кого лечить, а кого, как безнадёжного… А не есть ли наша позиция то же самое, что отказ делать искусственное дыхание утопленнику, которого ещё можно спасти? Так вот. Я не согласен. Я хочу сказать… надо попытаться.
Они переглядываются. Я улавливаю только обрывки мыслей и общий фон эмоций — бег ассоциаций у ангелов порой стремителен, и я не потомственный телепат, а всего лишь биоморф. О чём, о чём они вот сейчас думают?
— Знание, данное мне, обязывает. Я очень хочу, чтобы вы меня поняли, родные мои и друзья мои. Я должен попытаться.
Папа Уэф внезапно встаёт на одно колено, и следом за ним встают все. И моя Ирочка тоже. Да что же это такое?!
Все встают, и молча выходят, бросая на меня украдкой взгляды, полные… удивления? почтения? Не то, не то! Все, кроме моей Ирочки.
— Да что такое я сказал-то?! — не выдерживаю я.
Она поднимает на меня глаза, сияющие нестерпимым светом.
— Рома…
И столько любви в этом слове и взгляде… за что?
Но выражение глаз уже стремительно меняется. В них уже бесится, пляшет смех. Ирочка медленно идёт ко мне, слегка распустив крылья. Кладёт руки мне на плечи.
— Я рада спать с тобой, живая легенда. И немедленно!
Я с шумом выдыхаю воздух из лёгких.
— Так бы сразу и сказала. Я уж было подумал… Оказывается, всё просто!
Наши взгляды встречаются. Ещё миг — и мы хохочем, как сумасшедшие.
* * *
Небосвод надо мной искрится мириадами звёзд, мерцающих и переливающихся сквозь толщу влажной атмосферы. Я стою на крыше нашей жилой башни. Улизнул вот из объятий любимой жены, кто бы мог подумать…
Ночь, уже глубокая ночь. Все спят. Спит моя Ирочка, на нашем любимом диване. Спит наша маленькая дочь, умаявшись от изобилия впечатлений. Спит мама Маша, укрыв Уэфа и себя распущенными крыльями — обычная ангельская поза. И папа Уэф спит, хотя на спине спать не так удобно, крылья связаны… Но должен же кто-то из двоих спать на спине?
Все спят. А меня сон не берёт. Мне надо собраться с мыслями. Мне надо собраться. Мне надо…
Я стою и смотрю. Я просто стою и смотрю на звёздное небо. Да, конечно, мне нетрудно взлететь и этим ещё увеличить обзор, ведь у меня есть крылья. Но сейчас мне почему-то не хочется этого делать. Это как-то… не по-человечески, да.
Я пытаюсь найти звезду, возле которой крутится планета типично земного класса. Родина зелёных человечков, вообразивших себя сдуру Истинно Разумными. Маленьких, глупых и несчастных. Сделавших себя несчастными, и даже не понявших, чего они с собой сотворили. А смогут понять?
Как это говорится — от любви до ненависти один шаг… Бывает. А обратно? Сколько шагов обратно нужно пройти? Неизвестно. Но, возможно, и не нужно считать их, эти шаги? А просто надо идти, и всё тут?
Я стою и смотрю. Просто. Как всё просто, когда поймёшь. Вот только понять порой очень и очень непросто.
Я стою и чувствую, как что-то происходит со мной, вот сейчас. Что именно? Я пока не в состоянии понять. Да, я чувствую и вижу гораздо больше, чем могу пока понять. Но ведь это пока, правда.
Мне кажется, что вот сейчас достаточно сделать один шаг, чтобы понять, ЧТО ЗНАЧИТ быть Хозяином Вселенной. Это же самое трудное — понять. А уж когда поймёшь, остальное просто дело техники.
Остался всего один шаг.
Смогу ли я сделать этот шаг?
У Истинно Разумных шестнадцатиричная система счисления, 16х16х16 = 4096. Прим. авт.
