Но тут все решилось в один миг. Несмотря на свой гордый и строптивый нрав, пантера знала, что на арене нужно работать. Иначе потом будет плохо, а зверям ведь бывает ничуть не лучше, чем людям, когда их наказывают. И тогда она промурлыкала:
— Тебе, пожалуй, пора, малыш. Мы славно с тобой поболтали. Приходи еще, я буду ждать.
И прежде чем Щен успел ответить, она выпрямилась, напружинив свои могучие мускулы. Щен, словно камень, выброшенный катапультой, пролетел между прутьями через барьер прямо в зрительный зал и плюхнулся на колени к Рыжику.
Что тут только началось! Зрители решили, что это — часть представления, и вскочили с мест. Рыжик схватил Щена и прижал его к себе так, что тот чуть не задохся. А пантера улыбнулась, показав дрессировщику ярко-розовую пасть и страшные белые клыки, которые дробили кости так же легко, как мы с вами ломаем спички, и прыгнула через костер. Представление началось.
Но Рыжик со Щеном его уже не видели. Рыжик бежал по улицам, держа на руках Щена, а тот все норовил облизнуть ему лицо. Они молчали и очень любили друг друга.
И только уже дома, когда Щен съел свою вечернюю котлетку, попил воды и вытянулся на тахте рядом с Рыжиком, он сказал:
— Знаешь, я очень рад, что побывал у госпожи Пантеры. Она так интересно рассказывала про джунгли! А хлопали мне ничуть не меньше, чем Музыканту, ведь верно? Давай навестим ее завтра. Госпожа Пантера хочет с тобой познакомиться. Она очень умная и совсем не страшная. Рыжик, а кто такие крокодилы? Они тоже водятся в джунглях и умеют бить хвостом…
Рыжик приподнялся на локте и посмотрел на Щена.
— Завтра, — сказал он с облегчением, — я закрою твою дверку, и ты будешь выходить только со мной. Хватит с меня пантер и крокодилов.
— Но почему? — удивился Щен. — Ты же сам сказал Борису, что нужно все время видеть и узнавать новое.
— Я говорил про людей, а не про щенков, — буркнул Рыжик. — И вообще, кончай философствовать. Сказано — завязано.
После этих слов он закрыл глаза и уснул. А Щен тихонько подошел к своей дверке и сунул в пружину огрызок карандаша, который как-то подобрал под столом у Рыжика и любил катать по полу.
— Вот теперь посмотрим, завязано или развязано, — пробормотал он и, растянувшись на своей подстилке, стал вспоминать волнующие события этого вечера.
Неожиданно в сквере появился новый щенок. Это был эрдельтерьер, породистый, но с какими-то шалыми глазами. На нем болталась модная мохеровая попонка, нарядная и очень грязная, а ошейник с серебряной чеканкой был, по-видимому, рассчитан на сенбернара. Кличка у него была тоже странная — Опрос.
В первый же вечер, когда щенки обнюхались, Опрос поразил всех. Из него, как из дырявого мешка, сыпались вопросы, один чуднее другого. Почтительно оглядев все медали и бляхи Биндюжника, он спросил:
— Как по-вашему, стимулируют ли награды интеллектуальный рост щенка?
Биндюжник ничего не понял, но, чтобы сохранить достоинство, рявкнул так, что Опрос отскочил шага на три. Однако это его ничуть не обескуражило, и он тут же пристал к Дэзику, разглядывавшему его как невесть какое чудо:
— Что вы думаете по поводу демографического взрыва среди кошек? Каково мнение футурологов?
Щенки совершенно растерялись, но Дэзик не ударил лицом в грязь. Он поднатужился, вспомнил любимое словечко своего хозяина, которое тот произносил к месту и не к месту, и ответил с достоинством:
— Мнения следует экстр-раполир-ровать.
От радости Опрос стал ловить собственный хвост. Когда он докружился до того, что закатил глаза и грохнулся на землю, к нему подошел Щен, державшийся поодаль.
— Слушай, что это значит? — спросил он. — Почему ты так… странно выражаешься?
— Подворотня вы, подворотня, — вздохнул Опрос — Что здесь странного? Просто социологические термины…
Тут Биндюжник, у которого лопнуло терпение, налетел на Опроса и задал ему хорошую трепку за «подворотню» и вообще. Опрос выдержал ее молодцом и нисколько не обиделся. Когда Биндюжник, вывалив язык, уселся отдохнуть, Опрос привел себя в порядок и спросил задумчиво:
— Вы не замечали, что после физических упражнений разыгрывается аппетит? — И повел своих новых знакомых к задней двери домовой кухни, о которой даже Музыкант не имел понятия.
Кухня эта открылась всего три дня назад, и в низких баках было полным-полно сокровищ: костей, объедков мяса, даже птичьих потрохов. Хозяевам в этот вечер пришлось долго звать своих питомцев — они до того увлеклись, что ничего не слышали.
С тех пор щенки подружились. Опрос оказался хорошим товарищем: когда ему перепадало много кусочков, он всегда приносил что-нибудь лакомое для друзей. А когда в его жизни наступала черная полоса (это случалось всякий раз, как хозяйка погружалась в пучину своей кандидатской диссертации, с утра до вечера глушила кофе, дымила, как паровоз, и совершенно забывала про пса), друзья тащили ему кто что мог и таким образом избавляли от мук голода.
Но если Опрос произвел большое впечатление на щенков, то хозяйка его Люся просто потрясла всех собаковладельцев.
Это была красотка — зеленоглазая, черноволосая, белозубая. Фигуру имела тонкую и гибкую, как плеть, одевалась по самой последней моде и вообще выглядела так современно, что люди рядом с ней начинали ощущать некую неловкость — то ли за себя, то ли за нее.
Первое ее появление в сквере вызвало сенсацию. Все хозяева щенков постарались познакомиться с ней немедленно и преуспели, потому что она очень любила общаться и производить впечатление.
Когда Люся удалилась, ведя на поводке Опроса, хозяин Биндюжника сложил пальцы щепотью, словно собирался перекреститься, но вместо этого послал ей вслед воздушный поцелуй.
— Пупочка! — сказал он таким тоном, что все мужчины сочувственно хмыкнули.
А хозяин Дэзика промолвил сладко и таинственно:
— Поп-арт!
Теперь по вечерам в сквере значительно прибавилось народу, а щенкам стало жить куда вольготнее, потому что хозяева совершенно забывали о них до момента возвращения домой.
Люся воспринимала поклонение как должное. Однако со свойственной социологам практической сноровкой она быстро сумела разобраться в основном пункте несоответствия собаковладельцев ее требованиям: все они, кроме Рыжика, были женаты всерьез и надолго. Тогда Люся полностью сосредоточилась на Рыжике. Она стала появляться в очень выразительных блузках без рукавов, с разрезом почти до талии, и в мини-юбочках, больше похожих на шорты, разговаривала исключительно на социологические темы, но, даже рассуждая о проблемах бытового обслуживания, смотрела на Рыжика так, что он краснел и отводил глаза.
