— Обещай вылечить Волега Колояра, — прошептал, едва шевеля губами рао и тяжело сотрясшись всей плотью, сделал глубокий вздох, словно ему не хватало воздуха. — Обещай, что бесицы-трясавицы помогут моим людям, и те не станут более умирать от лихорадки.
— Обещаю, — незамедлительно откликнулась рани Черных Каликамов и так как юноша сомкнул очи, резво ринулась к завесе.
— А не надобно было того обещать господину, — недовольно пропыхтела Трясца-не-всипуха и ее единственный глаз довольно-таки крупный, поместившийся во лбу, с ярко-желтой склерой и черным, квадратным зрачком скоро прошелся по лицу демоницы. — Как можно обещать то к чему вы не имеете назначения рани Темная Кали-Даруга.
— Смолкни сей миг, — демоница это не просто сказала, она прорычала и тотчас закрылся ее третий глаз, столь опасный для всяких там взбунтовавшихся особ. — Ты совсем скудоумая некумека не соображаешь, с кем разговариваешь. Ты думаешь, я буду терпеть эти диспуты. Твою бесконечную болтовню, умничанье? Али ты думаешь, что можешь, явственно вызывая во мне гнев, сохранить свою руку, кою онамнясь чуть было не уничтожил мой дражайший мальчик Господь Мор? Впрочем, могу тебя глуподура уверить, я в отличие от Господа Мора не обладаю способностью останавливать движение стрелиц. И если они вырвутся из моего ока, смерть будет однозначной и мгновенной. И твоим помощницам не удастся восстановить тебя… Ибо восстанавливать толком будет нечего.
Кали-Даруга резко смолкла, и степенно прошлась по комнате, минуя стоящую и немедля склонившую голову бесицу-трясавицу, так неудачно решившую с ней поспорить. Она подошла к вытянутой, слегка вогнутой внутри кушетке, у которой самую малость выступали по краю низкие борта и остановилась. На кушетке ноне на правом боку лежал Волег Колояр. Осударь некогда Беловодского ханства, не спал. Он как-то дюже встревожено смотрел на дотоль беседующих Трясцу-не-всипуху и демоницу. О том, что они беседовали, Волег Колояр догадался по подергивающейся голове первой и легком шевелении языка на подбородке второй. Однако саму речь осударь не слышал, понеже оба творения Димургов разговаривали на недоступном для понимания и восприятия человеческого уха языке. И теперь это были не щелчки, скрип и стонущие звуки, шедшие единым мотивом, а хлопки и протяжные свисты, разной тональности и уровня звучания. Осударь их почти не улавливал, лишь когда свист достигал особо высокой тональности, посему только догадывался, что разговор все же ведется.
Комната, в которой ноне они все втроем находились, напоминала по форме полусферу. Стены и округлый свод блистали в ней таким насыщенным светом, что от него слепило глаза, посему Волег Колояр почасту их смыкал. Легкое марево сияние подымалось и от пола. Одначе сам пол там был ровным, а сияние удивительного серо-стального цвета. Кроме той самой кушетки, стоявшей по центру комнаты, в ней более ничего не имелось. Несколько тонких синих жгутика выходящих из стенки кушетки, расщепливаясь в своем завершие на тонкие, почти нитевидные волоконца, купно вонзались в оголенную спину осударя. Они проходили одним рядом по позвоночнику Волега Колояра. Имея на своих концах острые шипы, жгутики, пробивая кожу, похоже, впились в скрываемую под костьми студенистую массу спинного мозга, перекачивая туда голубоватую жидкость, оная легохонько, колеблясь, наполняла собой и внешние стенки кушетки.
Рани Черных Каликамов остановившись подле кушетки, протянула одну из правых рук в сторону головы осударя, где от обилия пота хохол плотно слепил меж собой волоски, и нежно приголубила перстами саму покрытую белыми полосами былых ранений, чуть смугловатую от загара кожу.
— Как ты милый мальчик? — мягко вопросила демоница, осударя, будто наслаждаясь тем, что может ощущать чрез перста таящееся внутри его головы.
— Все хорошо, — дрогнувшим голосом ответил Волег Колояр и слегка сотрясся всем телом.
Осударь неизменно, когда с ним беседовала рани Черных Каликамов ощущал такую теплоту к ней, вроде говорил с близким, родным ему человеком…. Человеком… Матерью, которую не успел до любить, потому как она умерла слишком рано, али отца, которого в одной из стычек с ашерскими латниками убили. Ему очень жаждалось припасть к руке демоницы и облобызать ей длани, как он делал почасту в отношении своих родителей. Однако Волег Колояр не смел того содеять, боясь, что той своей нежностью может оскорбить Кали-Даругу. И потому, хотя от него этого не требовалось, всегда низко клонил пред рани Черных Каликамов голову… Голову, которую никогда не пред кем ни клонил. Кали-Даруга, вне всяких сомнений, это желание ощущала, и, относясь к Волегу Колояру достаточно по теплому, при любой встрече, а они были не редкими, гладила перстами его губы. Вот и теперь приголубив хохол на голове, она медлительно провела перстами по коже его щеки и остановилась на губах.
— Бедный мальчик, — удрученно отметила Кали-Даруга и улыбнулась, узрев как осударь, наконец, решившись, поцеловал кончики ее пальцев.
Трясца-не-всипуха дотоль вельми низко склонившая голову, и не видевшая действий демоницы, резко вздела ее вверх. Ибо последняя фраза, сказанная демоницей, была вновь передана только на им понятном языке и предназначалась, несомненно, старшей бесице-трясавице.
— Ему нужно будет пересадить печень, — спешно заговорила Трясца-не-всипуха, и, шагнув ближе к кушетке, остановилась слева от рани. — Так как этот орган весьма пострадал. Судя по всему, это у человека было не первое такое осложнение, ибо при осмотре на печени обнаружены плотные узлы, сдавливающие кровеносные сосуды и наблюдается изменение их структур. Он, абы не тревожить господина переносил лихорадку на ногах и болезнь дала осложнения. Хорошо, что не пострадал при этом заболевании мозг.
— Тогда бы я тут с тобой уже не толковала, — сурово отозвалась Кали-Даруга и сызнова огладила щеки и лоб осударя. — Потому как я столько предприняла сил, чтобы оставить мальчика у нас. Уже есть договоренность с Расами, вызвана Гриб-птица. Подготовлено временное, индивидуальное хранилище и даже промежуточное создание… А ты! ты! Если бы не мой дражайший мальчик Господь Вежды, каковой тобой дорожит, я б тебя. — Рани немедля стихла и тяжело задышала. Досада нежданно выплеснулась на голубую ее кожу бурыми крупными пятнами. А погодя все еще не смея открыть третий глаз, она добавила, — кто за ним должен был приглядывать? Я какие дала распоряжение? передаточное устройство в бесе отключить, впрочем, оставить на прием и подключить к кому из бесиц-трясавиц.
— Я… — начало было Трясца-не-всипуха… но тут же стихла.
