Мы двигались в прежнем направлении, но часа через два к нам прискакал гонец и объявил, что часть обоза – а именно та, в которой находилась я, – должна свернуть к югу, двигаться до Трех Ручьев, а там встать и ждать особых приказаний. Приказ был выполнен в точности, хотя многие были в большом недоумении. Но не я. С того мгновения, когда я увидела повешенного, я поняла, в какую сторону катятся события, хотя всего, что произойдет, еще не представляла.
Мы значительно отклонились от армии и провели у Трех Ручьев почти полных двое суток. Большинство обозных и конвойных были рады неожиданной передышке, некоторые же опасались нападения и шеи посворачивали, оглядываясь по сторонам. А я сидела на земле, обхватив голову руками, и ждала. Может быть, это и есть тот перелом, из-за которого не будет войны со Сламбедом? Если Сантуда возьмет верх? Но отчего так тягостно на сердце? Если бы я могла плакать, я б плакала. Я хотела домой, в Тригондум, и не хотела больше полагаться на свой дар. Мой дар, мой горб, мое уродство. Моя единственная надежда.
Наконец приказ был получен, и мы снялись с лагеря. Но еще прежде, чем мы соединились с обозом, нас стали догонять воинские отряды, принесшие известия, которые объясняли все.
Что мне сказать? Он взял замок с первого приступа. Сантуда, хоть и готовился к обороне, не ждал нападения так скоро. А меня убрали с места событий. И выпустили, когда все уже было кончено. Грабеж и насилия прекратились, а мертвые уже мертвы. На этот раз он ограничился тем, что казнил в роду только способных носить оружие. Остальным – и части гарнизона, выказавшей особое сопротивление в бою, – выкололи глаза. Прочих обратили в рабство и погнали в Малхейм. Теперь меня можно было пустить в замок, где еще не выветрился запах гари и убийства. И я снова была одна.
О, Господи, есть ли на свете вина тяжелее моей? Сколько еще будет продолжаться этот гибельный путь? Потому что в конечном счете я была причиной гибели Тригондума. Не будь меня, не побежал бы Безухий к Торгерну и не выдал бы ему потайных ходов, и неизвестно еще, пошел бы Торгерн на город, если бы в этом городе не жила я. А теперь еще и Сантуда…
Вечером он пришел сам. Как всегда, не поздоровался. Просто сел и уставился как ни в чем не бывало.
– Зачем ты меня отослал? – сказала я. – Ведь я все равно все узнала.
– Напрасно. Не нужно тебе мучаться.
Он, видите ли, не хотел, чтобы я мучилась. И притом знал, что я буду мучаться.
– А люди? Что ты с ними сделал?
– Но я же их всех помиловал, – возразил он.
Самое страшное было в том, что он действительно так думал. Он верил в нынешнюю свою доброту. Но то, что он сказал потом, было еще хуже.
– Бог с ними, они все равно не живые.
– Что?
– Только ты одна живая. А все кругом как мертвецы. И Линетта тоже была мертвая.
Мне стало нехорошо. Я вспомнила ее слова: «Он говорит со мной так, как будто я уже умерла». Еще бы, разве мог он прикоснуться к трупу, как к живой женщине?
Он продолжал:
– Мы с тобой – одно. Две половины одного. Никто из них не видит тебя, как я. Я и не хочу, чтоб они видели. Да они и не выдержат то, что я могу. Твоего знания. Я знаю. Ты видишь не только то, что перед тобой. Другое. У тебя такие глаза. Всегда. И сейчас тоже.
Я отвернулась. Разве я могла ему объяснить? Конечно же, я видела. Видела Тригондум, и огонь, и трупы на снегу. И слышала крики ослепляемых, хотя они давно смолкли.
Временами я думала – понимал ли он хоть отчасти, как я его ненавижу? Нет, не понимал. Так ведь и я делала все от меня зависящее, чтобы скрыть эту ненависть. И все же наперекор всему мне хотелось, чтоб он почувствовал. Но поздно. Теперь он не поверит. Даже если я ему прямо все выскажу. Я молчала. И он молчал. Довольно уже и того, что было сказано. Кстати, это была самая длинная речь, которую я выслушала от него с начала похода.
Он почти все время молчал при наших встречах. Да и что он мог мне сказать? Что он меня любит и что он меня убьет? Я это знала, и он это знал. Говорить предоставлялось мне. Он хотел, чтобы я говорила. Но с таким же успехом я могла бы петь или разговаривать по-арабски. Он меня не слышал, то есть он слышал только голос, а не слова. Сидел и смотрел на меня, Господи помилуй! И это вороватое движение, которым он пытался взять меня за руку, прежде чем я ее отдерну…
Больше ничего. Опасность мне не угрожала. Я могла бы торжествовать, но я не торжествовала. Если бы мне была просто не нужна его любовь, я бы, может, еще и привыкла. Но эта проклятая любовь уничтожила все мои замыслы, снова уничтожила все, что я строила. А что касается до преклонения колен и целования ног, могу сказать одно – не знаю, как я удержалась, чтоб не пнуть его ногой в лицо. Мне тогда очень этого хотелось.
А если бы ударила? Если бы ударила, спрашиваю? И это я, поклявшаяся никому не причинять вреда – ни от рук своих, ни каким-либо иным способом? В самом деле – я не хотела лгать – и обманывала, не хотела идти на войну – и пошла, не хотела прикасаться к боевому оружию – и не расставалась с мечом. Что же будет дальше?
Я не знала. Будущее мое окутано плотной пеленой. И, приобретя власть над душой Торгерна, я была бессильна перед ним. Если он и подчинялся мне, то лишь в том, что касалось меня самой. Он надломился, но не сломался.
Так кончился этот черный день. На следующий же телеги с награбленным добром ушли в крепость Торгерн, часть же его была поделена между солдатами, штурмовавшими замок Сантуды. Кое-что получили и ближние Торгерна. Слава Богу, хоть к этому я была непричастна. К счастью, у него хватило ума ничего мне не дарить. Как-то он чувствовал, что этого не нужно делать. Я была бескорыстна. Но разве это смягчает мою вину? Из всех преступлений самыми страшными мне представляются совершенные без корысти.
Но я не должна была жить, сосредоточившись на собственных переживаниях. И я старалась по мере сил понять все, что происходит вокруг меня, чтобы точно знать, когда вмешаться.
Армия двигалась неостановимо. По левую руку от нас уже видны были горы – западные отроги Большого хребта, и пока главные силы Торгерн направил вдоль гор. К Сламбедскому княжеству вело два пути. Один – так называемый Северный проход, узкий и неудобный, но самый короткий. Поэтому все, кто шел воевать Сламбед, выбирали этот путь, тем паче что другой дороги, годной для продвижения войск, в этой части гор не было. Понятное дело, Сламбед держал там со своей стороны сильные заставы.
Но Торгерн решил обойти горы и ударить с юга. Такова была его всегдашняя тактика – появляться там, где его никто не ждет. Этот обходной маневр, собственно, уже начал осуществляться, однако Северный проход не следовало упускать из внимания, так как сламбедцы, в свою очередь, тоже могли обойти войско Торгерна и ударить с тыла.
