- Славия... - наконец прохрипел он, отбиваясь, изо всех сил отбиваясь от липкой тьмы.
И открыл глаза.
Он лежал на диване, в окно светило солнце, и ничего не изменилось в мире. Затылок взмок от пота, не хватало воздуха, сердце отплясывало бешеный танец.
"Это неспроста, - подумал он, чувствуя себя совершенно обессиленным, словно действительно только что совершил бросок на Журавлиную Стаю и обратно. - Я очень хочу видеть Славию".
Еще в колледже он познакомился с учением Фрейда - великого земного психоаналитика древних времен, с его методами анализа сновидений. Он подумал, что в его сновидении произошла замена объекта: не госпожу Эвридику Карреро на самом деле желал он видеть, а Славию, милую Славию...
"Что же делать? - в смятении думал он, не в силах подняться с дивана. - Что же делать, Лео?"
Мысли путались, он никак не мог додумать хоть что-нибудь до конца - и понял, что действительно болен. Он был отмечен печатью Преддверия...
Что же делать? Рухнуть в эту пустоту, распростершуюся за краем, разбиться о камни - и попасть в Преддверие? Отыскать, обязательно отыскать Славию... но как потом вернуться? Нет, попасть туда - живым! Голос должен помочь, обязательно должен помочь - ведь эта неведомая, но отнюдь не враждебная сущность уже выводила его, Лео Грегa, из Преддверия...
Мысли вновь стали путаться. Он все-таки нашел в себе силы подняться с дивана - и вдруг почувствовал упершийся в спину чей-то тяжелый взгляд. Повернулся - за окном зеленел далекий склон. Взгляд шел оттуда, тяжелый, давящий, неумолимый взгляд. Взгляд тянул к себе, и не было сил оборвать невидимые, но прочные нити, не было сил вырваться из паутины...
Он пересек комнату, спустился вниз и вышел из дома. Движения его были подобны движениям искусственно созданного существа, движениям механизма, выполняющего заложенную в него программу. Пройдя пустынными улицами - ("В последний раз?.."), - он зашагал по дороге, ведущей к горам. Шаги его были размеренны, неподвижный взгляд устремлен в сторону невидимого пока обрыва. Казалось, он подчиняется чьему-то приказу, влекущему его туда, под сосны. Лишь иногда болезненно кривились его губы и судорожно сжимались и разжимались кулаки. Он еще пытался сопротивляться.
"Неужели - все?.. Неужели - все?.."
Тем же монотонным механическим шагом, не отводя от лица сосновые ветви, приблизился он к обрыву. Встал на краю, на том самом месте, куда приходил вот уже пять дней подряд.
Над его головой, почти касаясь волос, нависали зеленые ветви. Он стоял и смотрел вниз, на покрытые лишайником камни... зовущие к себе... Ему нестерпимо хотелось сделать последний шаг. Он не в силах был бороться с этим желанием.
"Если я всего лишь марионетка, всего лишь персонаж книги, которая может оборваться на полуслове - так не все ли равно?" - подумалось ему.
"Подожди, Лео, - словно шепнул ему кто-то из глубины. - Подожди... Преодолей... Вырвись..."
И в тот же миг желание сделать последний шаг в пустоту буквально пронзило его, сталкивая с края обрыва в беспредельную пустоту, заполнившую Вселенную... заменившую Вселенную...
"Подожди-и-и!.."
"Поздно..."
Вокруг неустанно перешептывались сосны Альбатроса, вдали все так же вздымались отчужденные от забот и тревог бытия холодные горные вершины, и растекалось над всеми мирами вечное равнодушное молчание небес. Вечное мол..."
КНИГА ВТОРАЯ. ШАГАЮЩИЕ К ПРЕИСПОДНЕЙ
...чание небес...
1. ПРОПАВШИЙ
Солнце наткнулось на острый пик и замерло, не решаясь упасть за впечатанные в безукоризненно чистое небо горные вершины. Склон был исполосован длинными неподвижными тенями сосен. Воздух был спокоен и прозрачен, но на дне обрыва, между серых туш древних валунов, уже затаилась темнота. Она терпеливо выжидала того момента, когда истает, истончится, выбьется из сил дневной свет, она готовилась выползти из-за камней, подниматься все выше и выше, как река в половодье, затопить весь склон, поглотив шелестящие сосны, дотянуться до неба и растечься от края до края, густой смолой залить все четыре стороны света и навеки застыть, сковав весь мир в своих душных смертельных объятиях, прервав полет планет, остановив трепет сердец. И планетам, и сердцам угрожала опасность до скончания времен увязнуть в этой липкой темноте.
Он, согнувшись и уперев руки в колени, стоял на краю обрыва и вглядывался в пока еще слабые ростки будущей всеобъемлющей темноты, он раз за разом прослеживал траекторию возможного падения - отсюда, с этой кромки, туда - на неровные твердые спины угрюмых валунов. За его спиной, чуть выше по склону, замер, упираясь рукой в сосновый ствол, крепкий, высокий, слегка сутулый мужчина. У мужчины было жесткое, словно затвердевшее лицо; плотно сжатые губы, казалось, никогда не раскрывались, чтобы выпустить хоть одно слово, на дне серых выпуклых глаз темным илом осела печаль.
Он, не разгибаясь, бросил на неподвижного мужчину быстрый короткий взгляд через плечо и в который раз подумал: "Как они похожи..." Потом поднял голову и вновь осмотрел нависающую над обрывом растопыренную сосновую ветку. Конец ветки был сломан, как если бы кто-то ухватился за него, пытаясь удержаться на краю, на той черте, за которой обрывалась надежная опора и начиналась пустота, разбивающаяся о камни.
Именно здесь, на этом месте, были обнаружены последние следы. Внизу, на камнях и вокруг камней, никаких следов не оказалось. А в воздухе, в прозрачном, пропитанном ароматом сосновой хвои воздухе, к сожалению, не оставалось ничего...
Он, наконец, выпрямился, сорвал длинную зеленую иголку и, покусывая ее, медленно направился к все так же неподвижно стоящему мужчине, загребая ногами сухую хвою. Мужчина оттолкнулся ладонью от ствола, словно ненавистны были ему эти сосны, и сделал шаг навстречу. Сквозь придонный ил его грустных глаз робко пробивалась, пытаясь всплыть на поверхность, надежда.
- Что скажешь, Стасик?
Станислав Лешко обернулся к обрыву, потом вновь посмотрел на своего спутника. Коротко вздохнул:
- Ничего нового, господин Грег. Пока совершенно очевидны два обстоятельства: назад он отсюда не возвращался и с обрыва не прыгал. Это бесспорно.
Двое мужчин бок о бок пошли по тропинке, протянувшейся параллельно обрыву, и Станислав Лешко продолжал:
- Наиболее приемлемой остается версия ваших коллег: тут был какой-то летательный аппарат. Завис у самой кромки обрыва, и Лео сел в него. И куда-то улетел.
Иржи Грег раздвинул воротник рубашки, повертел головой, вздернув подбородок, словно только что с трудом избавился от удушья, тяжело вздохнул и бесцветным голосом произнес:
- Чепуха все это, Стасик. Какой там летательный аппарат... Ты отлично понимаешь, что все это чепуха, и наши тоже отлично понимают... Дело здесь совсем не в летательном аппарате...
