В результате рассмотрения дела Терезы Кендалл сознательное нарушение Статутов Размножения оперантом из преступлений высшей тяжести было перенесено в категорию менее тяжких и уже не каралось смертью, а ребенок был признан абсолютно невиновным и получал право на наилучшую медицинскую помощь, имеющуюся в распоряжении общества.
Оперантные родители (или один из них), признанные виновными по новому закону, лишались опеки над противозаконным ребенком, подвергались огромному штрафу и десять лет обязывались участвовать в общественных работах.
Поль и его влиятельные братья и сестры не выступали против проекта закона, пока он обсуждался в Интендантской Ассамблее, а, наоборот, всячески его поддерживали. Он был принят простым большинством, утвержден человеческими Магнатами Консилиума и стал законом, подписанным Дирижером Земли Дэвидом Сомерледом Макгрегором 10 мая 2052 года.
Дополнительный пункт, амнистировавший Терезу Кендалл и Рогатьена Ремиларда, был изъят в заключительных дебатах. За его сохранение проголосовали все члены Династии, за исключением Поля.
Я совсем взбеленился, когда узнал об этом, – но не Поль, а Анн телепатически сообщила мне подробности из Конкорда. Я тут же выскочил из своего магазина и кинулся за угол, к дому Терезы. День был солнечный, и новые розы на клумбе, которую она разбила под окнами библиотеки, цвели вовсю. На дорожке стоял турбоцикл Марка, из чего я понял, что он получил известие из столицы даже раньше меня. Терезу со всеми пятью ее детьми я нашел в прохладной полутемной гостиной. Джек лежал в своей индейской колыбели, которая стояла рядом с креслом его матери. Мари, Люк и Мадлен расположились у ног Терезы. Марк угрюмо смотрел в окно.
– Не беспокойся! – выпалил я. – Джека они у тебя не отнимут. Ведь еще будет суд – долгий процесс!
Она взглянула на меня безмятежным взглядом мадонны.
– Я как раз объясняла детям то, что мне сказала их тетя Анн. Суд над нами назначен на ноябрь, но до тех пор у нас есть две возможности получить помилование. Первая, и, по мнению Анн, более вероятная, – действовать через Директорат Конфедерации Землян. Анн тоже в нем состоит и сделает все возможное. Она полагает, что Поль счел необходимым публично выразить свое неодобрение вызову, который я бросила закону, и потому он проголосовал против пункта об амнистии. В любом случае Ассамблея его не утвердила бы. Но когда прошение о помиловании будет подано Директорату, они настоят на том, чтобы нас простили.
– Хм! – сердито буркнул я. – Пусть постараются! Ведь суд признает нас виновными. Ты-то в состоянии заплатить любой штраф, а твои десять лет общественных работ наверняка сведутся к урокам музыки на чертовой Сибирской планете. Но мой магазинчик и так все время балансирует на грани банкротства, и даже самый небольшой штраф его прикончит. И у меня нет ни малейшего желания все следующие десять лет моего бессмертия сажать елочки в каком-нибудь мэнском питомнике, подставляя задницу оголтелым комарам.
Мадди захихикала, а Люк захныкал:
– Не хочу, чтобы маму сажали в тюрьму. Она же совсем недавно вернулась к нам.
Малыш Джек спросил: «Что такое тюрьма?»
– Жуткое местечко, – ответила Мадди и тут же проецировала устрашающий образ средневековой темницы и камеры пыток. Младенец залился плачем.
– Дурачок, никто маму в тюрьму не посадит, – заявила Мари, телекинетически наступив Мадди на ногу. – И дядюшку Роги – тоже. В тюрьму сажают только очень плохих людей.
Все еще всхлипывая и икая, Джек сказал: «А родить меня было всего лишь умеренно плохим?»
Тереза засмеялась, взяла малыша на руки и поцеловала его.
– Нет, конечно! Это было вовсе не плохо, а только незаконно. А это огромная разница. Мари отнесет тебя в спальню и все тебе объяснит, а потом пора и бай-бай. Попозже придет бабушка Колетт с новой порцией хороших генов для тебя, и, чтобы они сработали, ты должен как следует отдохнуть и набраться побольше самовосстанавливающихся мыслей!
Малыш согласился: «Хорошо, мама».
Тереза отдала младенца Мари, а Мадди с Люком велела пойти поиграть. Когда младшие ушли, Марк отвернулся от окна.
– А что будет, если папа и тетя Анн не сумеют убедить Директорат помиловать вас с дядюшкой Роги?
– Тогда мы апеллируем к Дэвиду Макгрегору, – ответила она спокойно. – Планетарный Дирижер имеет право помилования, и даже лилмик не может отменить его решения.
– Если Макгрегор склонен к милосердию, – пробурчал я.
– Вероятно, у вас больше шансов на его помощь, чем на помощь папы, – отрезал Марк.
– Не смей так говорить! – упрекнула его Тереза.
– Сколько еще оправданий для рождения собственного сына потребуется папе? – горячо спросил Марк. – Даже предварительная оценка показывает, что такого могучего сознания человеческая раса еще не знала! Ты поступила абсолютно правильно, не допустив, чтобы он стал жертвой аборта! Когда-нибудь он станет сверхЭйнштейном! А папа способен думать только о своих драгоценных принципах и о том, что скажут чертовы симбиари и крондаки. Он даже не приезжает навестить Джека!
Решимость Терезы поколебалась. На ее глаза навернулись слезы, и она сжалась в уголке кушетки. А потом безмолвно воззвала ко мне на персональной волне.
– Ну, хватит, – резко сказал я Марку. – Выразил праведное негодование, а теперь катись отсюда!
У мальчика хватило совести устыдиться. Он угрюмо попросил у матери прощения, обещал навестить Джека завтра же и удалился. Я выждал, пока рев его турбоцикла не замер вдали, и только тогда сказал Терезе:
– Ему же только четырнадцать. Интеллект взрослого, а такт и терпимость грубияна подростка.
– Я знаю… а с Джеком он ведет себя замечательно. Приезжает чуть не каждый день, несмотря на такую нагрузку в институте.
– А это правда… что он сказал про сознание Джека? Я с самого начала нутром чувствовал, что из малого выйдет толк. Что, психологи правда подтверждают?
Она пожала плечами:
– Как будто. Колетт сказала мне на прошлой неделе. Извини, Роги, что забыла рассказать про это. Видишь ли, я никогда не сомневалась, что Джек уникален, и тесты только подтвердили то, что мне было ясно с самого начала. Да… очень больно, что Поль все еще воспринимает его как досадную помеху, вместо того чтобы гордиться им. Мне остается только молиться, чтобы он изменил свое мнение, хотя бы когда мы будем амнистированы. – Она посмотрела мне прямо в глаза: – Нам с тобой ничего не грозит. Я знаю. Пожалуйста, не тревожься из-за этого, милый.
Я заверил ее, что не стану тревожиться, а потом сказал, что мне нужно вернуться в магазин. Тереза проводила меня до двери, и мы увидели наземную машину Колетт Рой. Она затормозила у крыльца.
