— Ух, ну, слава богу, значит проблема только в том, как перебраться. А круг двоих выдержит? — Поинтересовался Терехин.
— На воде-то точно выдержит, а в этой жиже не факт.
— А что, если к кругу привязать веревку, отплыть на сколько ее хватит, а потом кто-то из нас зацепится и поползет по веревке, а тот кто будет на круге начнет грести к воде. Может быть получится? — Гарифулин глянул на всех, ожидая реакции.
— Опасно, а вдруг этот с веревкой на дно пойдет, если тяги не хватит у круга?
— Да не, должно получиться, всего-то двадцать пять метров до чистой воды. Надо только чтобы тот, кто на круге был тяжелее прицепа. На всякий случай. Не могу в голове все силы прикинуть, только интуитивно предполагаю, что так будет вернее.
— Эх, снова макаться в эту зловонную жижу. — Вздохнул Гренц.
Верещагин, по всем примерным прикидкам оказался и самым тяжелым. Несмотря на свой хилой вид, костей в нем было много, а толстяков никто не видел года три. К тому же он уже немного приспособился к управлению спасательным кругом.
К кругу привязали веревку и отправили в воду. Обратный конец веревки в своих руках держал сам Терехин.
— Я первый, и это не обсуждается. Если со мной что-нибудь случится, а эта затея с переплыванием точно окажется невыполнимой, приказываю тебе Виктор, отправится к нашему последнему передатчику на этом круге. Вот компас. — Терехин вынул прибор и передал его Гренцу.
— Не переживай, командир, все будет хорошо. Переберемся все.
Веревка натянулась. Верещагин обернулся, ожидая команды, когда нужно будет грести. Терехин осторожно вошел в жижу. Дно под ногами было скользким, и ноги начали разъезжаться.
— Поехали! — Крикнул Терехин, и плюхнулся в жижу.
Холодная вязкая жидкость скрыла его с головой, заставив психику снова пустить панические сигналы. Терехин сделал длинный рывок по веревке, потом второй и выскочил на поверхность.
— Гони Верещагин! — Раздавалось с берега.
— Давай, Шумахер, маши веслом!
Терехин боялся, что если он откроет глаза, то в них обязательно попадет грязь, которую вытереть не получится никак. Он перебирал руками по веревке, сильно надеясь, что Верещагин не стоит на месте. Виктор затруднился оценить, сколько времени он полз до спасательного круга. Еще не добравшись, он почувствовал, как похолодела вода. Она была обжигающе ледяной, по сравнению с температурой грязи. Терехин сразу догадался, что это могло значить. Он окунулся с головой в воду, тут же вынырнул и открыл глаза.
Он был у самого круга. Всего в паре перехватов. Вода под ним хоть и была еще черной, но по структуре уже была просто водой. Терехин перехватился эти пару раз, взялся за круг и вытянул себя на него. С берега уже кричали довольные Гренц и Гарифулин. Терехин помахал им.
— Все получилось!
До другого берега гребли по очереди. На второй половине пути появилось течение, немного уносившее в сторону. Круг стало вращать.
— Двумя веслами было бы веселее. — Подумал вслух Терехин.
— Да ладно, управимся, немного осталось.
Когда была очередь грести Верещагина, Виктор Терехин принимался рассматривать воду в центре круга. Если с берега она казалась темной и почти черной, то под ногами она имела зеленоватый оттенок. Проточная вода не имела болотного запаха, но все равно, стекая с ладони, оставляла в морщинках грязные следы.
Терехин и Верещагин сошли на берег.
— Показывай, где эти сокровища лежат? — Спросил командир.
— Это вам надо по правой стороне идти, и там, за поворотом увидите.
— Ладно, я пойду, а ты отдохни немного и отправляйся за следующими.
— Хорошо, понял. — Верещагин помялся. — Кушать хочется, товарищ капитан, там лягушки в луже живут, а за ней я, кажется, видел кусты зеленели, может, приготовите, пока мы плавать будем.
— Как же их приготовить без спичек и дров?
— Не знаю, товарищ капитан, вы умный, командир, придумаете как.
— Это ты, Верещагин, так ненавязчиво озадачил меня? Ладно, показывай, где это болото с жабами.
— Оно на другой стороне, вам надо сюда.
— Хорошо, я попробую приготовить этих лягушек, но вначале я посмотрю на технику.
Верещагин ничего не ответил, понимая, что и так здорово нарушил субординацию. Виктор повернулся спиной к матросу и пошел в сторону кладбища техники. Одежда на нем уже высохла наполовину. Она перестала липнуть к телу, касаясь неприятным холодом. Мысли у Терехина вернулись к оптимистичному настрою, и он даже вспомнил какую-то старую мелодию, и стал ее насвистывать.
Поворот скалы резко закончился, открыв взору коническую трещину, сплошь забитую мятым железом, вперемешку с камнями. Картина напоминала развалины города после землетрясения. Как и рассказывал Верещагин, здесь очень часто попадались куски труб. Не иначе, как где-то рядом, прямо по курсу прокладывали трубопровод. Виктор взобрался на кучу. Мятое железо было настолько изувеченным, что определить какой вид техники под ногами было очень сложно.
Терехин, пока не увидел своими глазами, надеялся, что из этой груды можно будет выбрать что-то стоящее, из чего можно будет сделать подобие лодки и вместе доплыть до ближайшего передатчика. К сожалению, ветер превратил железо и камень в прочный монолит, даже разъединив который, ничего стоящего сделать не получиться.
Терехин осторожно добрался до того места, где скалы почти сходились. Здесь воочию можно было убедиться, насколько мощной была стихия, впечатавшая многотонную технику в скалу. В самом углу камней почти не было. Железо копировало рельеф до каждой выемки или наоборот выступа. Несомненно, это место следовало занести на карту. С помощью техники или приспособлений, можно было разобрать этот хлам, и достать из него что-нибудь стоящее.
Куча, как памятник технократичному пути развития человечества пахла резиной, пластиком и нефтепродуктами. Запах этот был слаб, но отвыкший от него человеческий нос, сразу уловил ностальгический аромат. Терехин нашел тот капот, от которого Верещагин оторвал щиток. Нос трактора возвышался над общей кучей. С той стороны, которая смотрела на ветер, на капоте не было живого места. Все было в рваных пробоинах, края которых сильно подернуло ржавчиной. С обратной стороны имелись выходные отверстия, но их было немного, и в целом капот с этой стороны выглядел лучше.
Каждый раз, когда Терехину попадалась техника, он старался не думать о тех, кто был в ней во время катастрофы. Если он начинал, его мысли сразу перескакивали на семью, и он начинал представлять, против своей воли, как могла погибнуть его семья. Иногда его так захлестывало, что он на несколько дней терял покой. Чтобы снова не поддаться нежелательным мыслям Терехин перескочил с кучи на скалу и пошел на противоположный склон.
