Отправив сообщение, я вызвал Молчунью и попросил подключить меня к сороковому ретранслятору в Антарктиде.
«Бес, ответь Копухе», – передал я в эфир.
«На связи Бес, – поползли у меня буковки по забралу. – Ты откуда так странно вышел на связь?»
«Все равно не поверишь. Я знаешь что хотел сказать? Ты через двадцать минут не смотри в сторону полюса. А то глазки повредишь».
«В смысле?»
«Я тут немножко пострелять собрался. Ну, размяться, и все такое. Короче, вас сейчас тряхнет немного. Предупреди там всех. Бить буду точно по полюсу, радиус поражения составит километров сорок-пятьдесят».
«Откуда у тебя термоядерная ракета?»
Я пожалел, что буквы не передают эмоций.
«Со дна океана, Бес. Не взорвал я тогда Поганку. Так получилось. А сейчас она мне очень, очень понадобилась».
«Это твою жену взяли, да?»
«Угадал. Я как-то к ней привык, понимаешь. И замену ей не искал. В общем, подумал-подумал и решил вернуть все как было. Скучно мне без нее, веришь?»
«Ты в порядке?»
«Более или менее. Торпедами охранной зоны нас потрепало немного, но это не беда. В общем, береги глазки. Конец связи».
«Погоди, Копуха! – позвал Бес. – Ты что, решил Европе пригрозить?»
«Пока нет. Хочу для начала по-мирному поторговаться. Я ведь запросто могу решить проблему с орбитальным снарядом».
«Это добро. А зачем по полюсу долбить?»
«Чтобы поверили. Политики же врут все время, блефуют. По привычке подумают, что и я так. Не хочется выглядеть пустомелей».
«Не бей по Европе, там люди».
«Это уж как получится, Бес. Самому не хочется. Но если честно, я готов напустить то чудище, рядом с которым сейчас нахожусь, на любого, кто поднимет руку на Лесю. Слышал предложения по смертной казни? Аутодафе решили устроить. Ведьм поискать. Ну я устрою им аутодафе. Со всеми делами и адовым пламенем. Аминь, Бес, у меня дел много».
Я отключился и рванул на себя хитиновую крышку, прикрывающую доступ к пульту. Каково же было мое удивление, когда ниша оказалась пуста – лишь несколько стационарных зажимов пережимали крупные вены Поганки. Зажимы успели потемнеть от времени, а вены обросли мясом и кожей. По всему было видно, что пульт с корнем вырвали около года назад.
От неожиданности я обалдел. Надо же! Такой план разработал, так блестяще его осуществил, и надо же – в самом конце такой сюрприз сногсшибательный! Барракуда меня дери… Я опустился на дно, совершенно не представляя, что дальше делать. Стоило ли заваривать такую кашу, чтобы сесть в лужу со столь громким плеском? Эх, Копуха, Копуха…
И тут полузабытое воспоминание всплыло в памяти. Сон, Жаб на берегу тихой лагуны, и цифры, начерченные на песке. Они совершенно отчетливо запомнились, наверное, после того, как я записал их на рекламном буклете. Но что это были за цифры? Код? К чему, интересно? И где пульт, с которого его можно ввести?
Конечно, я бы об этом вообще не стал думать, не окажись в столь идиотской ситуации. Но больше было не о чем думать, и я принялся примерять цифры так и сяк, раздумывая, к чему бы они могли подойти. Жаб не стал бы мне их транслировать в мозг, будь они бесполезны. Транслировать в мозг… Интересно, как он это проделывал с технической точки зрения? Как Леська, скорее всего. Стоит у него где-то ответная часть к моему нейрочипу, скорее всего снятая со стандартного программатора, он подсоединил к ней высокочастотный кабель и гонит изображение. Мозг, с ослабленными во сне мотивациями, легко воспринимает эти образы.
Но вообще, если смотреть применительно к Поганке, у меня в голове стояла ответная часть к ее нейрочипу. Но как-то не очень я понимал, что нужно для прямого воздействия.
Я уже хотел задать эту задачку Молчунье, но тут меня самого осенило. Прав был Долговязый, бывают у меня озарения. Можно ведь допустить, что канал связи с Жабом у меня разблокирован, а выход на Поганку закрыт тем самым кодом, который написал на песке Жаб. Это логично, иначе я во сне мог бы ненароком запулить ракетами по координатам, которые одному дьяволу только известны. Значит, надо попросту передать цифры открытым кодом на мой нейрочип. А что может быть проще, если скафандр напрямую соединен с нервной системой?
Я осторожно, сам еще не представляя результат, поочередно сложил пальцы в жесты, обозначающие нужные цифры.
«Копуха?» – отозвалась Молчунья, уловив непонятный сигнал.
Я не стал отвечать. Введя последнюю цифру, я замер, ожидая хоть какого-то результата. И результат последовал! Я ожидал его где-то у себя в голове, но он проявился прямо на забрале шлема, переданный через нейроконтроль скафандра.
«Код принят, – пробежали зеленые буквы. – Канал доступа установлен. Выберите интерфейс».
Я выбрал стандартный интерфейс программатора и получил на экране карту мира в проекции Меркатора. Дальше все было просто и понятно – как на учениях по обезвреживанию ракетной платформы. Только на этот раз мне надо было включить не систему уничтожения, а перевести ракеты на ручной режим управления и дать старт по введенным координатам. Включив трехминутный отсчет, я отплыл на приличное расстояние, чтобы меня не накрыло реактивными струями, и дождался, когда хитиновая ракета с двигателем, начиненным нитроклетчаткой, скроется в темноте над головой.
Через двадцать три минуты на связь вышел пресс-атташе европейского парламента. Я был очень рад с ним побеседовать. Вот только результат этой беседы выбил меня из колеи гораздо сильнее, чем отсутствие программатора у Поганки.
«Просим вас сохранять спокойствие, – бежали буковки по экрану. – К сожалению, почти сразу после задержания вашей жены гравилет полиции, на котором она должна была быть доставлена в порт, пропал с экранов радара. Вследствие этого она не предстала перед судебной комиссией».
«Блеф, – спокойно ответил я. – Откуда тогда вся шумиха, если вы ее не задерживали? Врете, как все политики. Мне тут очень темно, давление давит. Четыре километра – не шутка. Могу натворить дел невзначай. Мне ведь все равно, куда ракеты пускать – в орбитальный снаряд или по вашему гребаному Брюсселю».
«Я вас уверяю, ваша жена не была задержана. Всю шумиху нам пришлось затеять, чтобы оправдать уже прошедшее сообщение о поимке дельфина с вживленным нейрочипом. Надо было принять меры, и мы попытались их принять. Но ввиду пропажи без вести главной подозреваемой нам пришлось раздувать шумиху до предела, чтобы удовлетворить праведный гнев общественности. У нас не было выхода».
«У меня его тоже нет, – ответил я. – Старт ракеты на Брюссель через пять минут. Кто не спрятался, я не виноват. Время подлета двадцать минут. Конец связи».
Я вывел на монитор карту и назначил новые координаты для пуска. Пять минут – достаточное время, чтобы отплыть на приличное расстояние. Надо же придумать такую чушь! Леся пропала. Какая случайность! Ой, ой, ой…
