— Что ты такое несешь, дурак?! — заорал старший Ревнитель Моолнар, судорожно вцепившись пальцами в эфес сабли. — Если он назвал тебя лопоухим жирным поросенком, то ты ушастая жирная свинья и есть!!! Отвечай только то, о чем тебя спрашивают, а не неси этот бессмысленный вздор!
Хербурк заморгал и, не найдя ничего лучшего, принялся биться головой о плиты пола зала Молчания, таким образом желая засвидетельствовать высоким персонам всю глубину и искренность своего раскаяния. При этом он, полагая, что лучше расскажет сам, не дожидаясь, пока из него выбьют всю подноготную, бормотал:
— Потом пришел Каллиера… Когда он услышал, что я тащу из-под стола свинью по имени Каллиера… его тезку… он стал бить меня сапогом по заднице и всячески сквернословить… Ведь у них, у беллонцев, принято клясться и божиться именем Железной Свиньи… дикари… А потом этот тип в сером плаще и вор Барлар уехали с ним…
Потеряв терпение, старший Ревнитель Моолнар схватил Хербурка за шкирку, поднял и тряхнул раз и другой, да так, что у того лопнул ремень на штанах, и тяжелое обмундирование поползло вниз, открывая волосатые ноги стражника, Омм-Моолнар выругался и бросил Хербурка обратно на пол. Стерегущий Скверну внимательно наблюдал за этой анекдотической сценой, а потом вытянул из-под своего сиденья сундучок, отпер его и извлек оттуда какой-то плоский предмет. Он жестом подозвал к себе Моолнара и вложил этот предмет ему в ладонь со словами:
— Покажи ему.
Омм-Моолнар взглянул. В его ладони лежал медальон из неизвестного в Ланкарнаке металла или сплава. Он хотел было открыть его, но Гаар сделал быстрый запрещающий жест. Старший Ревнитель повторно поднял с пола стражника Хербурка и протянул ему медальон.
— Открой! Да не лежи ты на брюхе, как… свинья! Открывай и посмотри, сам Стерегущий Скверну, да славится чистота его, велел тебе сделать это!
Хербурк встал, трясясь всем телом. Скривив рот так, чтобы смирить пляшущую нижнюю губу, он стал открывать медальон с таким лицом, как если бы оттуда должен был выскочить сам Илдыз во плоти, трехногий, косматый, с выпученными красными глазами на кончиках пальцев!.. Откинув крышечку медальона, он осторожно заглянул внутрь, прищурив сначала левый, потом правый глаз, потом вдруг вытянул шею, завертел медальоном перед пошедшей красными пятнами физиономией. И, сглотнув, произнес:
— Да, конечно. Вы всемогущи! Но я, честное слово, не хотел!.. Я так и думал, что он тоже из Храма. Иначе… иначе у вас не было бы его изображения.
— Чьего? Это ТОТ человек? Тот, что был в трактире «Сизый нос»? — быстро спросил старший Ревнитель Моолнар.
— Да, — внятно выдавил Хербурк. Стерегущий Скверну отвернулся и, глядя куда-то в сторону, туда, где вздымались к куполу мощные резные колонны, выговорил:
— Ты уверен?
— Уверен ли я? — переспросил Хербурк. — Конечно, я узнал этого человека. Этого уважаемого человека, я хотел сказать. Это он, он был в трактире… гм… Если я чем-то его задел, то, значит… уверьте его в моем почтении к нему и к Храму… У него лицо, сразу располагающее к доверию… Право, он чем-то похож… похож на вас, пресветлый отец…
И он указал на Стерегущего Скверну дрожащей рукой. Ничего худшего придумать он не мог и мечтать.
— Вон!!! — вдруг взревел Стерегущий Скверну, и гневно подпрыгнули складки всех трех его подбородков. — Вон отсюда… пшел прочь, недоумок!
Старший Ревнитель Моолнар раздул ноздри и тут же потянул саблю из ножен.
Не чуя под собой ног, Хербурк выбежал из зала Молчания. В тот же день его освободили и велели убираться из Храма, отправляться домой и никуда не выходить, потому что он еще может понадобиться. Хербурк с трудом дополз до дому и свалился без памяти, в горячке. Он считал себя конченым человеком и состоявшимся трупом.
— Вот так, теперь совершенная ясность, — произнес Стерегущий после того, как Хербурк испарился. — Осталось только решить, что Храм ответит на эту невероятную наглость. Клянусь всевидящими пальцами Илдыза, создателя всех этих скотов, я этого теперь так не оставлю!..
— Но что за медальон? — отрывисто спросил старший Ревнитель.
— Этот медальон был потерян кем-то из людей Леннара при налете на поселение Гравва, что неподалеку от арламдорской Стены мира. На медальоне изображен не кто иной, как сам Леннар, да поднимет собака ногу на его мерзкое имя! Прошло немало времени с нашей последней встречи, но я прекрасно помню его! Ты, я думаю, тоже не забыл, не так ли, брат Моолнар? Не так ли?…
— Да, — отозвался тот, и в его голосе глухо пророкотала ненависть, — да, не забыл. Я ничего не забываю. А кто же это такой потерял медальон и зачем таскает его на опасные вылазки? Впрочем, я догадываюсь, кажется. Не такой, а такая.Наверное, это была она.
Инара, женщина Леннара, сестра этого Ингера, чью деревню мы когда-то стерли с лица земли, а всех жителей вернулив лоно Чистоты.
— Хорошо, брат Моолнар. Главное, мы установили истину: королева уехала в сопровождении своих шестерых гвардейцев не куда-нибудь, а в самое логово Леннара. И Храм должен немедленно ответить на этот страшный вызов Благолепию. Вы знаете, что делать, брат Моолнар. А я между тем подожду королеву Энтолинеру и нанесу визит в ее дворец.
— А чего ждать? — Рука старшего Ревнителя рассекла голубоватый полумрак величавого зала Молчания. — Чего ждать, я спрашиваю? Сколько же можно терпеть страшные оскорбления, наносимые вере, Благолепию, нашему Храму и даже лично нам, высшим иерархам церкви? Сколько, пресветлый отец?…
Омм-Гаар ничего не ответил. Только скользнули желваки на массивных скулах. Каждый, кто знал Стерегущего Скверну, не так уж и давно возглавлявшего Ревнителей Храма, понял бы, сколь зловеще выражение этого тяжелого сумрачного лица… Энтолинера, Энтолинера, берегись!
…Примерно в то же самое время королева Энтолинера с нескрываемым любопытством, несколько пригасившим первоначальное изумление по поводу увиденного, услышанного и испытанного, входила во внушительный зал, освещенный, нет, буквально залитый неслыханно ярким, но мягким матовым, приятным для глаз светом. Источником этого света были несколько ламп, словно наполненных живым огнем. Бесстрастный Кван О сказал, что в этих лампах горит какой-то газ, но Энтолинера подумала, что это просто неуклюжая шутка. Племя наку, как известно, не особенно остроумно.
Леннар обвел рукой открывшееся пространство и проговорил:
— Ну вот, собственно, это и есть представительский зал нашей Академии.
