Гарри Гаррисон - Миры Гарри Гаррисона. Книга 3

Майор на своем посту обстреливал другую канонерку, шедшую вверх по реке на всех парусах. Вновь прибывшие, хотя им мешала движущаяся площадка орудия, были опытнее и стреляли точнее. Они уже пробили корму нашего корабля, и у меня на глазах снаряд попал в середину судна. Пушка замолчала, ствол задрался вверх, и артиллерист упал. Кто-то пробежал по пристани и прыгнул на палубу беззащитного корабля. Я достал свой электронный телескоп и навел его на палубу, хотя и без него знал, что там увижу.

Граф пришел на подмогу своим. Как только он прыгнул на борт, поднялся майор — кровь струилась по его лицу — и снова пошел к пушке, опустил ствол, целя во вражеский корабль, и следующим выстрелом пробил его.

Хорошо попал — прямо в ватерлинию под их орудием. Оно умолкло, и корабль стал тонуть. Я снова посмотрел на майора — тот развернул орудие и вел огонь по мосту, где были солдаты. Граф заряжал. Оба улыбались и были, по-моему, на вершине блаженства. Огонь усилился, а я спустился вниз.

Их не в чем упрекнуть — оба они знали, что делали. Стреляли по врагу, которого так ненавидели все эти годы, стреляли из мощного, смертоносного орудия. Они останутся там, пока их не убьют. Может быть, этого они и хотели. И чтобы их жертва хоть чего-нибудь стоила, я должен продолжать свое дело.

Я хорошо изучил графский план. По Дакс Фут лейн до Кэннон стрит, а потом налево. Теперь кругом стало людно, испуганные горожане спешили по домам, солдаты беглым шагом двигались в обратном направлении. На меня никто не обращал внимания.

А в конце улицы подымалась громада, увенчанная куполом — без сомнения, собор Святого Павла.

Близок конец моего пути — последняя встреча с Тем.

Мне было страшно. Только лгуны или сумасшедшие утверждают, что никогда не испытывали страха. Я же достаточно познал страх, чтобы сразу почуять его запах, но никогда еще так не давила его железная рука. Кровь заледенела в жилах, сердце бешено колотилось, а ноги приросли к земле. Сделав усилие, я взял себя, так сказать, за шиворот и как следует потряс.

«Говори — мысленно приказал я. — С чего вдруг этот острый приступ заячьей болезни? Почему твоя душа ушла в пятки? Мы с тобой и раньше бывали в переделках еще похуже этой и выходили из них целыми и, как правило, победителями. В чем же дело?»

Ответ был прост. Раньше я, нержавеющий грызун, проникал за стены общества на свой страх и риск, я играл на свои. Приключение, хо-хо! Но теперь ставка слишком велика, слишком много жизней зависят от меня. Слишком много! От тебя, прыгучая блоха, зависит все будущее Галактики. Просто невероятно.

— Ну и пусть невероятно, — пробурчал я, роясь в своей аптечке.

Если я буду и дальше размышлять над тем, что поставлено на карту, то не пойду ни на какой риск, вообще опущу руки. Раньше я никогда не прибегал к искусственным возбудителям храбрости, но когда-нибудь надо начинать. Я носил с собой берсеркерит вместо амулета — знал, что он здесь на всякий случай, но случая не было. Теперь он пришел. Я открыл коробочку и смахнул пыль с безобидной на вид капсулы.

— Выходи драться, Джим, — сказал я и проглотил ее. Это средство запрещено повсюду, и правильно. Не только потому, что к нему быстро привыкают, но еще и по социальным причинам. В желатиновой капсуле заключена разновидность безумия — вещество, растворяющее совесть и мораль цивилизованного человека. Сверх-я выходит на сцену. Ни совести, ни морали — ни страха. Только эго, твердая уверенность в своей силе и праве, божественная вседозволенность, не знающая сомнений и опасений. Политики, принимавшие берсеркерит, совершали перевороты и правили мирами. Атлеты побивали все рекорды, часто губя при этом себя или противников. Нехорошее это снадобье.

Снадобье что надо. Только одно мгновение я думал, как прежде, и ощущал, как меняется мозг под действием препарата — и тут же стал другим.

— Я пришел за тобой, Тот, — улыбнулся я с искренней радостью.

Беспредельная мощь — самое восхитительное чувство, которое я когда-либо испытывал, будто свежий ветер продул все пыльные закоулки мозга. Делай, что хочешь, Джим, что только тебе угодно — ты один на свете что-то значишь. Как слеп я был все эти годы. Путы условностей, жалкая привязанность к другим, губительная любовь. Я был просто калекой. Я люблю себя, ибо я — бог. Наконец-то я понял, что такое бог. Я — это Я, единственная сила во Вселенной. А он, Тот, сидит в этом здании и думает со свойственной смертным глупостью, что может одолеть меня, удержать меня, даже убить меня. Сейчас мы разрушим его идиотские планы.

Я прошелся вокруг строения. Впечатляющее сооружение. Охраны не видно, но, конечно, всюду детекторы. Войти потихоньку, тайно? Это неразумно. Единственное мое преимущество — внезапность и то, что я теперь абсолютно беспощаден. Я хорошо вооружен — живая машина смерти, и никто меня не остановит. Войти будет просто, другие в такой же форме входили и выходили без конца — весь улей гудел и жужжал. Им пришелся не по вкусу обстрел ворот. Нужно нанести удар теперь, когда у них тревога. В полной боевой готовности я закончил свой неспешный обход и поднялся по белым каменным ступеням главного входа.

Собор был огромный и казался еще больше теперь, когда из него вынесли все скамьи и церковную утварь. Я прошел по длинному нефу так, будто этот храм был моим — и он был моим. Оружие я держал наготове. Неф был пуст, все движение сосредоточилось в дальней абсиде, где обычно стоит алтарь. Теперь на его месте возвышался роскошный трон.

На троне сидел Тот. Опьяненный властью, огромный и красный, он, наклонясь вперед, отдавал приказания. Перед ним был длинный стол, заваленный картами и бумагами, вокруг стола стояли великолепные блестящие офицеры, которыми командовал человек в простом голубом мундире. Человек был мал ростом, черная прядь волос падала на лоб. По описаниям я узнал тирана Наполеона. Как я и ожидал, он выполнял приказы Того. Я улыбался, нащупывая оружие.

Знакомый свет блеснул мне из правой абсиды, и улыбка стала еще шире. Там сияла спираль времени и работали техники. Скоро они умрут, как и все здесь. А я умчусь через время из этой варварской эры. Придется оставить здесь, уходя, атомную гранату. Близок конец.

Никто не обратил на меня ни малейшего внимания, когда я подошел к столу. Для начала — сонный газ, пусть успокоит всех разом. Будет время убить рабов, когда разделаюсь с господином.

Одна разрывная граната, две термических. Я щелкнул большим пальцем и бросил их — раз, два, три — по высокой дуге Тому на колени. Пока они летели, я пригоршнями набросал газовых гранат на стол перед ошарашенными офицерами. Гранаты еще шипели и хлопали, а я обернулся и иглами из пистолета — чтобы не повредить управление! — перестрелял техников у спирали времени.