– Княгиня с нами! – зычно провозгласил Никодим, и дружина ответила ему ликующими криками.
Я откинулась на подушку, Варька заботливо склонилась, вытирая платочком испарину с моего ледяного лба. Так мы и двинулись в поход на Вышеград.
* * *
И едва не опоздали.
Когда на третий день мы подъезжали к дальним вышеградским огородам, я уже слышала шум и стон битвы.
Карета взобралась на последний пригорок перед столичной заставой. Я отворила дверцу, и побоище предстало передо мной во всей дикой красе.
Освещенная солнцем котловина между валом, на котором высились городские стены, и пригорком, с которого я вела наблюдение, буквально кипела. Блеск шлемов, мечей, топоров. Судорожная толкотня. Мелькание рук, вскидываемых для удара. Лиц, запрокидывающихся перед падением. Едва колышущихся последних неподрубленных знамен и вымпелов.
Шла почти рукопашная. В великой тесноте котловины сшибались соборные ратники с царовыми ополченцами. Судя по множеству лошадиных трупов, которые рыжими, пегими, вороными островками проступали в общей каше сечи, конницы противников уже сшиблись и теперь пришла очередь пешей гридни.
Все мои слабые надежды на мирный исход растаяли как дым. Я стояла на ступеньке кареты, в бессильной ярости глядя на братоубийственное побоище.
Где-то там, внизу, был и мой муж. Если еще был жив.
– Княгиня! – подскакал Никодим. – Сеча начата! Дозволяете ли лыцарам броситься на ворогов, спустясь вниз, на помощь нашей рати?
– Нет! – решительно сказала я.
– Что, княгиня? – Никодим резко натянул поводья, ошалело уставившись на меня. На секунду у него появились мысли, что я хочу повернуть свою дружину назад и позорно уйти, но я прервала течение этих мыслей.
– Куда спускаться? – заорала я. – Ополоумел? Ты же пока доберешься до врагов, наших ратников перетопчешь! Да и не развернуться на лошадях в этой сутолоке!
Никодим танцевал передо мной на лошади, и на лице его читались напряженные размышления.
– Сделаем по-другому, – приказала я. – Со всей нашей конницей обходи этот холм, на котором мы сейчас стоим, и заходи сбоку, во фланг дерущимся. Как подойдешь – труби-во все трубы, горлань во все глотки! Чтоб дерущиеся тебя слышали. Чтоб поняли, что к ратникам пришло подкрепление, что на царово ополчение налетает запасный, засадный полк. Твоя задача не столько порубить, сколько напугать. Чтобы враг дрогнул и побежал. Это и будет победа. Понял?
– Ага! – просиял мой воевода и галопом ринулся к су-рожским дружинникам.
Под синим безоблачным небом прозвучали короткие команды, всадники дружно повернулись в указанном направлении, вздымая легкую пыль, – в обход пригорка. В минуту лес пик и копий дружины исчез с моих глаз.
А через пять минут дикий вой полковых медных труб, ор и визг всадников огласили котловину – мои молодцы старательно выполняли приказание.
Я видела сверху, как колыхнулось море воюющих, как разделилось на две стороны – одна отступала, другая надвигалась. И отступление все ускорялось, превращалось в отлив, устремившийся к стенам Вышеграда, к столичным воротам. И отлив этот стремительно перешел в бегство. Самое постыдное, трусливое, когда бросают все и устремляются под прикрытие городских стен, отчаянно крича, без оглядки…
* * *
– Вот она, наша славная воительница, вот героиня! – приветствовал меня, вставая, великий князь Траханиотов. – Смотрите все, други мои, вот кто в один миг решил исход сечи в нашу пользу!
В шатре великого князя было многолюдно. Князья-воеводы, еще не отдышавшиеся после битвы, стояли и сидели под широким пологом командного пункта – еще разгоряченные, потные, усталые. Некоторые уже перевязаны чистыми тряпицами в местах ранений. Но я не видела среди них главного человека, того единственного, которого я хотела видеть больше всех других, вместе взятых.
– А где князь Михаил? – тревожно спросила я, оглядываясь по сторонам.
– О, наш князь выполняет особое поручение! Недолго осталось отсиживаться ворогам нашим и предателям веры православной за каменными стенами изменнической столицы, – хитро улыбаясь, сообщил великий князь. – Скоро, скоро мы твоего мужа услышим! Он сам даст о себе знать, тоже совершив славный подвиг!
Но я уже услышала и увидела в его великокняжеской голове всю их хитрую задумку.
Траханиотов приказал Михаилу при помощи специально построенных метательных орудий накидать в Вышеградский кремль той самой адской горючей смеси, которую некогда нахимичил Каллистрат. Той самой мерзкой погани, которая в свое время самого Оболыжского и искалечила.
– Вы хотите поджечь кремль?
– О, уже знаете? – слегка удивился предводитель рати. И хохотнул довольно. – Да от вас, княгиня, и вправду, ничего не скроешь! Все так и будет – сейчас в один день и кончим дело. Изменнические царовы полки, побежав от нас после вашего удара, думали отсидеться в вышеградских стенах. Но мы вышибем главного змееныша из кремля его, а с ним и полки его побегут к нам сдаваться. Вот тогда и отпразднуем победу – малой кровью, прицельным ударом!
– Малой кровью… Точечным ударом… – в задумчивости повторила я.
Что-то в их затее начало казаться мне сомнительным. Точечные удары даже в земных войнах двадцать первого века оказались мифом. Всегда обнаруживались незапланированные жертвы среди мирного населения. И всегда слова о «малой крови» оборачивались реками этой самой крови…
– А ну, всем смолкнуть! – вдруг приказал Траханиотов. И, прислушиваясь в наступившей тишине, довольно поднял палец: – Началось! Скоро, с божьей помощью, завершим битву окончательно! Идемте, княгиня. Полюбуетесь на великое дело. что устроил князь Квасуров.
Вышли. Посмотрели.
Пока еще, правда, нечем особенно было любоваться. День клонился к закату, примолкший город за крепостной стеной, как залегший зверь, затих. Будто боясь ненароком выдать охотнику свое присутствие. Молчали коньки городских крыш, хорошо видные отсюда, от места, где стоял шатер великого князя. Не дымили по летней поре трубы. Не шевелилась листва на редких в городе деревьях.
И вдруг воздух распороло змеиное шипение, и откуда-то слева, из-за холма вылетела гигантская стрела, очень похожая на обычную стрелу из лука – с наконечником и оперением. Только величиной с оглоблю. И понеслась в сторону безмолвных крыш.
За ней —другая, третья. Они летели и летели. И это казалось бессмысленной, неопасной забавой какого-то великана. И только внимательный взгляд мог заметить, что к каждой из стрел привязано по небольшой кадушечке. С убийственным подарком.
