— И тебе этого достаточно, mavourneen? — смиренным голосом прошептал он.
— Достаточно? — изумлению служительницы не было предела, она ничего не понимала. — Ну, конечно, достаточно. Ларри, милый, что же больше мы могли просить у нее?
Глубоко вздохнув, он прижал ее к себе.
— Поцелуйте новобрачную, док! — крикнул О'Киф.
И вот в третий и — ах, с какой болью в душе я говорю это! — в последний раз Лакла, вспыхнув румянцем и играя ямочками на щеках, наклонилась ко мне. И сердце забилось у меня в груди, как птица, от прикосновения ее мягких сладостных губок.
Скоро все приготовления к нашему отбытию были завершены. Радор к этому времени окончательно оправился от ран, могучее здоровье карлика помогло ему быстро встать на ноги. Он намеревался возглавить наш поход. Когда все было готово, Лакла, Ларри и я отправились к винноцветному камню — двери, ведущей в обитель Трех Богов. Мы, разумеется, прекрасно понимали, что они уже ушли отсюда, несомненно, последовав за своими сородичами — за теми, чьи глаза я разглядел в клубящемся тумане, за теми, кто, появившись из какого-то таинственного места, служившего им домом, пришел на помощь Трем Богам, чтобы соединенными усилиями победить Сияющего Бога.
И мы не ошиблись. Когда громадная плита отошла в сторону, нас уже не встретил, как раньше, мощный поток опалесцирующего сияния. Обширное помещение купола казалось пустым и необитаемым. От изогнутых стен исходил рассеянный свет, но очень слабый, возвышение опустело, исчезла закрывающая его стена сверкающего лунного пламени, Некоторое время мы стояли, склонив головы в благоговейном молчании с переполненными благодарностью и любовью сердцами… и еще пожалуй — грустью и сожалением, размышляя об этой удивительной Троице, странной и чуждой нам, и все-таки такой близкой и родной, — ведь они, как и мы, хотя и непохожие на нас, были тоже детьми нашей общей Матери-Земли.
Меня, в основном, занимала мысль о том загадочном обещании, которого они добивались от служительницы и Ларри. Странно, думал я, откуда же тогда (если все, что они говорили, было правдой!), откуда же тогда взяли они силу, чтобы предотвратить жертвоприношение на самом пороге его свершения.
"Любовь сильнее всего на свете!" Так сказала Лакла.
Неужто все, в чем они нуждались, все, что им требовалось, заключалось именно в той силе, которой обладает любовь, в силе, которая присуща воле человека, приносящего себя в жертву, и с помощью этой силы их собственная мощь возросла настолько, что они сумели разрушить это злобное создание, эту великолепную тварь, прежде надежно укрытую щитом их же любви? Может быть сама мысль о самопожертвовании, само намерение добровольно отказаться от всего самого дорогого, что есть у человека, оказалась такой же сильной, как если бы Ларри и Лакла твердо и непоколебимо, отбросив от себя даже слабую тень надежды на спасение, уже совершили все, что обещали, и стали тем ключом, с помощью которого Трое Богов намеревались отпереть наглухо запертую дверь, охраняющую Двеллера, и ударить по его существованию.
Здесь была тайна., великая тайна! Лакла осторожно прикрыла за нами камень винного цвета.
Тайна же появления красного карлика объяснилась очень просто, когда мы обнаружили около полдюжины водяных кориа, пришвартованных к берегу маленькой бухточки недалеко от того места, Где Йекта — живые цветы — поблескивали своими рубиновыми головками. Карлики, очевидно, привезли эти шлюпки с собой, и откуда-то из-за дальнего края обрывистого берега, спустив их на воду, они добрались до нас незамеченными, причалили к противоположному краю острова и, рискуя своей жизнью, нанесли нам решительный удар. Что и говорить, при всем зловредном и коварном нраве Лугура, в храбрости ему нельзя было отказать!
Вся пещера была сплошь устлана телами живых мертвецов, Акка сотнями сгребали их, выносили на носилках и сбрасывали в красные воды. По аллее, вдоль которой двигался Двеллер, мы быстро — насколько это было возможно прошли к тому месту, где нас ожидали кориа. Прошло немного времени и мы, проехав мимо ворот, между которыми раньше висела Теневая Завеса, проследовали дальше, к сияющим Серебряным Водам.
По настоянию Лаклы мы остановились во дворце Лугура, уж не знаю почему, но она наотрез отказалась идти в жилище Йолары. И там, в одной из комнат, украшенной колоннами и более похожей на праздничную залу, нам прислуживали девушки черноволосого народа. Лица их весело сияли, и больше не было ни тени страха или печали в их озорных глазках.
Вдруг меня одолело нестерпимое желание своими глазами посмотреть на разрушительные изменения, постигшие логово Двеллера, о которых нам рассказали "ладала". Мне хотелось убедиться, нет ли хоть какой-нибудь возможности отыскать вход туда, чтобы исследовать его тайны.
Я неуверенно высказал свои пожелания служительнице и О'Кифу. К моему удивлению, они поспешно согласились составить мне компанию, почему-то смущенно переглядываясь между собой.
— Конечно, пошли прогуляемся, — вскричал Ларри, — до наступления ночи у нас еще куча времени.
Хлопнув себя по лбу, он бросил украдкой взгляд на Лаклу.
— Ах ты, черт… я и забыл, что тут не бывает ночи, — пробормотал он.
— О чем ты, Ларри? — удивленно спросила она.
— Я сказал, что больше всего мне хотелось бы, чтобы мы сейчас сидели в нашем доме в Ирландии и смотрели, как садится солнце, — пылко зашептал он ей на ухо.
Мимоходом я заметил, что Лакла почему-то вдруг залилась румянцем.
Впрочем, надо было поторапливаться. Мы прошли к храму. К счастью, его уже очистили от ужасающего беспорядка, оставшегося после той кровавой резни, о которой нам рассказали. Пройдя через подземную пещеру, наполненную призрачным голубоватым туманом, мы пересекли узкий мосток, переброшенный через бушующую внизу морскую пучину, и, поднявшись по лестнице, вышли как и в первый раз на помост из слоновой кости, у самого подножья хмурой громады джетового амфитеатра.
Оглядев Серебряные Воды, я не увидел никаких признаков ни волшебной паутины, сплетенной, казалось, из множества радуг, ни колоссальных столбов, на которых она висела, ни того странного покатого валика, изогнутого полукругом, — я заметил его под Вуалью, в тот момент когда из-за нее, кружась, выбежал Сияющий Бог, чтобы приветствовать свою жрицу и прорицателя, и потом, когда он, танцуя со своими жертвами, скрылся за своей завесой. Не было ничего, кроме разбитых и растрескавшихся кусков лучезарных утесов, заваливших озеро беспорядочной грудой.
Долго-долго глядел я туда., и отвернулся, опечаленный. Даже теперь, когда я знал уже о том, что скрывалось за радужной завесой, на душе у меня было так тяжело, как будто навеки утрачен некий предмет необыкновенной красоты и ценности, и никогда его теперь не вернуть, никогда ему уже не придется пленять наше зрение — творение могущественнейших богов было разрушено до основания.
