– Если бы Вещунья Мудрая за тебя не вступилась Кали-Даруга. Попросив меня тебя не наказывать, ты бы нынче… Нынче же вернулась в Синее Око как не справившаяся с заданием, и сама бы поясняла своему Отцу Седми, каковой днесь там, почему мною отослана. Однако Кали-Даруга вступилась за тебя, потому что девочка, наша драгость, весьма зависима от общения с тобой. И любая разлука, расстройство сейчас может подорвать ее и без того хрупкое здоровье, потому ты дотоль тут.
– Я вообще не понимаю, – вклинился в толкование Воитель, и, вздев руку, умиротворяюще погладил по тыльной стороне ладони, почитай въехавшей в глубины дымчато-облачного кресла, младшего Раса. – Давеча разве Зиждитель Огнь не пояснял вам… Вам обоим, что вмале в Галактику прилетит наш Отец Перший. И лучица почувствовав его близость начнет тревожиться, поелику является крохой и вельми тяжело переживает разлуку с Отцом, вельми сейчас, после хвори, все остро воспринимает. И в довершение того, вслед за лучицей, станет тревожится девочка. Начнутся сбои в поведение, надобно окружить ее плотно спокойной обстановкой, обезопасить от не нужных бесед, тревог, чтобы была все время возможность проводить обряд. И что же… что… Двужил? Как ты смел, ослушаться Зиждителя Огня?
Гомозуль еще сильнее вдавил в плечи свою голову так, что их покатые суставы дотянулись до ушей, порой выглядывающих своими лоптасто-угловатыми остриями из ярко рыжих с красноватым отливом косматых волос не смея не то, чтобы ответить, но даже глянуть на своего Творца.
– И еще, почему о случившемся, – сызнова перебивая Воителя, молвил Огнь и его серебристый тенор, стал схож с глухим басом, заколыхав тем звуком не только плотные укрывающие свод серые от негодования облака, но, похоже, и сами помрачневшие зеркальные стены. – Я должен узнавать от Кали-Даруги. Почему она приходит и вступается за тебя, точно ты, Вещунья, того заслужила? Почему просит за тебя?
– Я пыталась, – едва слышно дыхнула царица альвов, и легохонько закачалась взад… вперед, понимая, что ежели бы не заступничество демоницы, она б явственно качалась более значительно.
– Пыталась она… пыталась, – и вовсе нескрываемо негодующе пыхнул в ее сторону Огнь, будто выпустив из уст россыпь огненных брызг, мгновенно осыпавших кресло, Воителя и стоящих супротив них альвинку и гомозуля. – Поверь мне я желал… жаждал тебя, Вещунья, принять!.. Принять и выплеснуть на тебя всю свою досаду. Но Кали-Даруга попросила это содеять погодя, когда я умиротворюсь. Посему того приема и не прошло, на твое счастье.
– Впрочем, – теперь не менее сердито вставил Воитель и дланью принялся стряхивать со своих средне-русых волнистых волос на полотно золотой рубахи и голубых шаровар, усыпавшие их рдяные искры. – Теперь на встрече с Отцом Першим, каковая состоится завтра, я уверен Кали-Даруга не станет выгораживать Расов и их созданий. И если… Если нашу драгоценную девочку от нас изымут и тем самым расстроят не только меня, но и моих дорогих младших братьев Огня и Дажбу, обещаю, что ни ты Вещунья, ни ты Двужил более не сумеете вздохнуть.
Словом Бог Воитель пригрозил Вещунье Мудрой и Двужилу смертью. Гибелью и не столько физической, плотской, сколько гибелью их естества, что было достаточно страшно. Ибо тогда главы альвов и гомозулей исчезали бы вместе с накопленным опытом и знаниями, и, в общем, это весьма редко творили в отношение таких существ Зиждители. И если, вне всяких сомнений, у Вещуньи Мудрой была надежда, что за нее вступаться Зиждитель Небо, Зиждитель Седми или на крайний случай, прибывший в Млечный Путь и дюже к ней благоволящий Господь Перший, то у главы гомозулей таковой надежды не имелось. Двужил был безразличен старшему Димургу, хотя услугами его племени иногда пользовались, что в основном осуществлял гомозуль Блават, возглавляющий отдельную категорию их многочисленного народа. Першему Двужил был безразличен лишь по причине того, что Бог просто о нем, как таковом не ведал. Да и вряд ли главу гомозулей пожалел Зиждитель Небо, потому как уже не раз Боги упрекали Двужила, в том, что это именно его занятия и его не внимательность подорвали здоровье божества. А рани и вовсе при первой их встрече, еще в начале приезда, повелела гомозулю, как можно реже появляться пред очами ее и госпожи, в противном случае она за себя не отвечает. Не раз ему негодующе было высказано за эти полтора лето от Воителя, что его ученики не умеют достойно говорить и вести себя в присутствие божества, и не имеют должного обращения, каковое требует предписания Родителя и указания Кали-Даруги. А днесь и вовсе затрепыхалась вероятность лишиться самого существования. Посему оба главы были напуганы, если не сказать больше, надеясь только на одно, что Зиждитель Перший, вельми любящий всех Расов и в частности брата-близнеца Небо, не станет их разлучать с бесценной и драгоценной девочкой, и лучицей.
– Вот интересно, – наконец точно пробуждаясь от своей задумчивости, молвила Владелина, как и понятно не ведающая о прибытие Першего, ни о том, что столь остро стоит вопрос о ее изъятии, ни о том, что жизнь наставников нынче повисла на тонком волоконце. – Коли у них, у девочек нет душ. Они, что ж как-то будут отличаться от нас, от мальчиков и меня? И если, да? То как?
– Почти никак, – принялась пояснять альвинка, и, протянув навстречу девушке руку, помогла сойти с зыбуши. – Ведь Удалой или Уголек также не имеют душ, однако, умеют любить, ласкаться. Они могут быть преданными, видят сны, тоскуют. Единственно чем девочки будут отличаться от мальчиков, это тем, что будут более послушными, и не станут грубить, своевольничать или озорничать. И, конечно, они будут более уважительны к вам, моя дорогая госпожа, никогда не позволят себе какой грубости.
– Ох! – недовольно дыхнула Влада и зыркнула на царицу, оглаживающую ее зеленый сарафан и рукава голубой рубахи. – Вещунья Мудрая я же уже говорила, – дополнила она, и, повернув голову вправо, всмотрелась в появившиеся пятнами на дороге повозки. – Братосил не грубил мне. Он, правда, резко отозвался о Кали, но я не сержусь, потому как по первому тоже была ошеломлена ее видом. И еще чего-то молвил глупое про тень.
Девушка смолкла и неспешно, придерживаемая под руку царицей, вышла на полотнище ездовой полосы, почитай на ее середину, остановившись таким образом, чтобы видеть приближающиеся повозки с девочками.
– Он мне просто помешал, – добавила юница погодя. – Он болтал без умолка, и я не смогла собраться с мыслями. – Вещунье Мудрой девушка говорила все как есть, ибо чувствовала та любит мальчиков не то, что рани. – И потому во лбу возникла боль… такая резкая. И так как я не пью вытяжку уже месяца три. Она, та боль не смогла выйти слезами. Тогда мне так… так захотелось закричать, уж и не знаю, что… но однозначно такое, чтобы Брат смолк. А он вдруг взял и сам замолчал.
