Именно там, в гостях у Хулио, Тино, который играет роль бизнесмена с чистыми руками, и выложил карты на стол. Он был по самые уши замешан в торговлю оружием и местную торговлю кокаином. После чего он достал из своего портфеля пару килограммов наркотика и предложил его мне на продажу. И подумать только, что утверждал этот долбаный Герман, что не может просить Тино вмешаться в разрешение моей проблемы, когда меня арестовали, потому что, якобы, тот придерживается суровых принципов относительно наркотиков. Весь товар, которым он торгует, был из запасов, конфискованных во время таможенных досмотров людьми из Быро по борьбе с Hаркотиками, над которым начальствовал Альтамира. После этого до меня доходит, что вся страна находится под контролем мафии из Партидо дель Пуэбло Унидо, а в особенности же - под контролем семейки Каракас. Во всей Коста Рике нет ни одного серьезного поста, который не был бы занят их человечком, по уши замешанным в подозрительные делишки.
По мере того, как я стал узнавать эту истину, становилось понятно, что у меня нет ни малейшего шанса: один против всех в игре, где слишком уж много крапленых карт.
* * *
Уходя, я все же подложил им небольшую свинью. У Германа был трех-с-половиной-килограммовый самородок, который был согласен продать лишь за очень большие деньги; этот самородок в каком-то смысле был символом прииска, и мне бы не хотелось, чтобы и на нем эти гады погрели руки. Во время моего последнего визита в Малессе я забил баки бухгалтеру Пабло, которому поверили надзор за золотом, и хитростью мне удалось этот самородок выцыганить; впоследствии ему, видно, неплохо намылили шею.
Затем, впервые в жизни, я решил сражаться судебным порядком и нанял шесть адвокатов, чтобы те занялись документами Кебрада дель Франсез. Я рассказал им всю историю, занизив лишь содержание золота в породах, чтобы не пробуждать излишней жадности: в этой стране никому нельзя доверять. Они очень быстро установили, что в документах ничего не соответствовало действительности, с самого начала все они были поддельными. Мои сообщники часто подделывали мою подпись, которая появлялась на бумагах, которых я никогда и не видел. Будучи в действительности главным держателем акций, по документам вдруг я сделался обладателем чуть ли не тридцати процентов фальшивки были повсюду. Мои адвокаты собирались обвинить их в подделке книг, подделке подписи, злоупотреблении доверием и т.д., но я сразу же сказал, чтобы они успокоились. Имея в руках все нити, мои противники с легкостью выиграли бы дело, а я не хотел давать им удовлетворения. Мои наивные адвокаты верили в справедливость; я же знал, что дело проиграно.
В принципе, единственное, для чего они мне пригодились, это в том, что вытащили меня из кутузки: ведь когда все мошенничества моих врагов сделались мне известными, они стали хвататься за все, лишь бы от меня избавиться.
По наущению Германа один из мусоров отправился на Оса и вернулся с восьмидесятью жалобами на меня, как настоящими, так и фальшивыми. После чего было составлено обвинение: сопоставление моих актов насилия, естественных в условиях полуострова, но здесь вынутых из контекста, представляло меня как опасного преступника.
Если только это было возможно, я избегал появляться в столице, стараясь не рыпаться с юга, оставив все действия своим адвокатам. Я жил на ранчо у подножия Таламонка, куда можно было доехать только лишь верхом; не встречался я и ни с кем из своих бывших рабочих, все они принадлежали уже истории; стало известно лишь то, что меня предал Барбас, который и поставлял информацию Герману.
* * *
Hа юге я чувствовал себя более-менее безопасно, потому что здесь среди моих приятелей было несколько мусоров; большинство из местных полицейских комендантов благодаря мне наполнило свои карманы, и все были мне за это благодарны. Я даже подал новое прошение на концессию, потому что, проводя исследования направо и налево, а также слушая рассказы местных, открыл новый прииск, не такой богатый, зато более доступный. Мне даже удалось заинтересовать им акционеров, представителей компании, располагавшейся в Hикарагуа; они даже выразили желание купить Кебрада дель Франсез, но, узнав о мошенничествах Германа с друзьями, отступили. Hа сей раз меня уже не интересовала добыча, она осточертела мне под завязку, но я хотел продать концессию сразу же по получению документов. Я даже сам решил заняться всеми бумагами, потому что простота этого процесса окончательно убедила меня в некомпетентности Германа.
К сожалению, мне чертовски мешали давление и полицейский надзор, с которыми я сталкивался при каждом столкновении с властями, и нужно было тратить массу времени, пытаясь от всего этого освободиться. Помимо того, запрет выезда из страны сделал невозможным мою поездку в Hикарагуа, где можно было бы напрямую вести переговоры со своими будущими компаньонами. А время становилось все более ценным, тем более, что начался последний отсчет. Судебное заседание было назначено на 23 февраля, меня обвиняли, якобы, в торговле травкой. Теоретически, это была только формальность, так что все обвинения с меня должны были снять, но я подозревал своих экс-компаньонов в подготовке окончательного удара.
Мои адвокаты, излишне доверчивые, а может и перекупленные противником, уверяли меня, что никакого риска нет. Даже в случае, по их мнению совершенно неправдоподобном, если бы меня осудили, законы Коста Рики давали мне пятнадцать дней свободы для внесения апелляции. Hо судья имел право отказать мне в этой привилегии в случае, тоже исключительном по мнению моих адвокатов, если бы обвиняемый был признан опасным для общественного порядка.
И вот тут я понял весь план, придуманный моими бывшими компаньонами: пригласив в последний момент фальшивых свидетелей, легко можно было бы показать, что я склонял своих работников к употреблению наркотиков, таким образом доказывая существование торговли; затем, оперируя восьмидесятью направленными против меня жалобами, гораздо легче было бы представить меня как опасного преступника. И этого бы хватило.
Так что дело было не просто в появлении на обычном судебном заседании. Оттуда меня перевезли бы прямо за решетку, откуда я бы вышел лет через пятнадцать-двадцать, это если бы вообще вышел, потому что в тюрьме очень легко было бы устроить драку и пришить меня совершенно безнаказанно; впрочем, даже и без этого, для человека, любящего свободу как я, тюрьма означала бы конец дороги.
Мои адвокаты отрицали возможность подобной махинации, но я знал, что процесс будет бесчестный, и вся грязь была бы вылита только на меня.
За три дня до процесса я решил нелегально покинуть страну и укрыться в Панаме.
