Пол Андерсон - Восставшие миры. Зима мира. Сломанный меч [Авт. сборник]

— Отвага значит больше, чем смерть, — тихо возразила она.

Он вдруг ощутил почти физическую боль.

— Дония, ты будешь там?

— Во втором контингенте? Конечно. А как же иначе? То есть, если враг покинет Гервар.

— Я не хочу, чтобы тебя убили! Послушай, поедем со мной на юг.

— Что? — Она удивленно посмотрела на него.

— Когда я поеду отсюда, поедем вместе. Ты… и те, кого ты захочешь взять с собой. Это тоже рискованно, но не так смертельно опасно, как партизанская война и, наконец, последний бой с целой армией, если ты доживешь до этого времени.

— Джоссерек, о чем ты говоришь? Я не могу уехать. Я и здесь-то осталась не по своей воле. Гервар окружен!

— Да-да, — быстро ответил он, — я понимаю, что тебе ненавистна сама мысль о том, чтобы бросить свой народ. Но ты поможешь им намного больше, если поедешь со мной. Подумай. Я… моим приморцам, жителям Арванета… всем нам нужен кто-нибудь, кто хорошо понимает северян, понимает, что они могут, а что нет. Кто-нибудь, к кому бы они прислушивались, и кто имел бы опыт общения с цивилизованными народами. Такой человек — ты. Я сомневаюсь, чтобы кто-нибудь из рогавикьянцев разбирался во всем лучше тебя. А вдвоем мы составим хорошую команду. Разве не так? — Он собрался с духом. — Дония, ты должна это сделать. Это твой долг перед Герваром.

Он ждал ее ответа, в тишине раздавались только удары его сердца, измученные глаза женщины внимательно смотрели на него. Неужели он причинил ей боль? Когда она все-таки заговорила, ее голос звучал глуше, чем раньше, и не так ровно.

— Давай лучше поговорим о нас с тобой, дорогой. Давай уйдем.

«Рогавикьянцы — дети неба».

Она взяла его за руку. Рука у нее была теплая и твердая. Они молча вышли на двор. Деревья стоянки шелестели и бросали беспокойные тени, ветер дул с запада, но в нем чувствовался наступающий на юг холод.

Она не отпускала его. Вскоре они ушли на милю от стоянки. Небольшая канава, несколько построек да пыльная полоса засеянной озимыми земли — вот и все, что говорило о присутствии человека. Повсюду расстилалась степь, до самого края земли волновались травы по пояс высотой. Мириады травинок побледнели и теперь отливали серебром. Пахло травой и солнцем. Сотни черных дроздов наполняли воздух шелестом крыльев. Волнами прокатывались их негромкие нежные голоса. Высоко над ними пролетала стая журавлей, немыслимо белая на голубом фоне.

Когда Дония наконец заговорила, Джоссерек был рад, что они продолжали идти. Это помогало ему унять дрожь. Она смотрела прямо перед собой, и ему показалось, что в ее голосе звучала воля, даже мужество.

— Дорогой, я боялась, что это произойдет. Уже и раньше случалось, что иноземец и наша женщина становились близки… и между ними возникало нечто большее, чем обычный интерес… Конец никогда не бывал хорошим. Оставь меня, пока не стало слишком поздно. Теперь я могу причинить тебе только боль.

Он посмотрел на нее и с трудом выдавил:

— Неужели ты боишься, что я обижу твоих мужей, и это все испортит? Нет. Конечно, я хотел бы один обладать тобою, но… — Он хрипло кашлянул. — Ты даешь мне так много, когда мы вместе, что я даже сомневаюсь, может ли один человек удовлетворить тебя.

Она закусила губу. — Чего ты хочешь?

— Разреши мне навсегда остаться с тобой.

— Это невозможно.

— Почему?

— Джоссерек, я очень хорошо к тебе отношусь. Ты был внимательным другом, увлекательным собеседником и хорошим любовником. Неужели ты думаешь, что я не взяла бы тебя в свою семью, если бы могла?

Он вздохнул.

— Да, я знаю, что не могу стать истинным обитателем равнин. Для меня это слишком поздно. Но я в состоянии усвоить все, что необходимо.

Она отрицательно мотнула янтарной головой. — Я уверена, что ты сможешь освоить все, но не это. Твоя душа далека от рогавикьянцев. Ты никогда не сможешь думать и чувствовать, как мы. Да и мы никогда не доверим тебе тайну. Поверь, такое уже пытались сделать, причем не один раз. Вступали в семью, женились, пытались жить нашей жизнью. Это никогда не получалось и не может получиться. Мы приходим б бешенство, если нам слишком долго докучают. Чаще всего, мы в этом случае убиваем. Ни ты, ни какой-либо другой чужестранец не может прожить среди нас дольше, чем год или два. И одиночество — у него нет никаких развлечений, кроме как обладать женщиной, а та его избегает — чаще всего приводит его к самоубийству. Я не хочу, чтобы такое произошло с тобой. Иди своей дорогой, а пойду своей, и мы оба сохраним счастливые воспоминания.

Он волновался все больше, но заставил себя сказать:

— Я не уступлю. И ты не уйдешь от меня. Давай попробуем найти общий путь.

Она замедлила шаг, бросила на него испуганный взгляд:

— Ты хочешь остаться в Герваре?

— Нет, я вряд ли смогу это сделать. Это ты поедешь в Арванет. Дай мне все объяснить подробно, коснувшись практических деталей. Ты нам очень там нужна. Кто ты здесь? Еще один боец, хотя и талантливый…

Она оборвала его, резко остановившись. Какое-то время она стояла, уставившись в траву, струящуюся вокруг нее по ветру и обвивавшую его ноги. Потом она расправила плечи, взяла обе его руки в свои и твердо сказала:

— Одно это говорит о том, что нас разделяет пропасть. Ты думаешь, будто я могу делать, что хочу? Нет, Джоссерек, не могу. На мою родину вторглись захватчики, и я должна помочь защитить ее. Ты спросишь, зачем я здесь, почему бы мне не поехать туда, где я могу быть более полезной. Могу ответить просто: во-первых, я не сказала тебе, чего мне стоил приезд сюда. Без моих мужей, без нашей помощи друг другу я бы не выдержала. Говоря между нами, разум победил желания. То же самое можно сказать о тех, кто приехал с нами, хотя у каждого свое. Мы даже сохранили жизнерадостность, ибо знали, что долго это не продлится. Нам нужно только передать сообщение, а потом дать тебе время подготовиться: ведь ты сказал, что у тебя есть план. И кроме того, это хоть и не Гервар, но все равно северная земля. Это почти что дом, отсюда до дома один день быстрой езды. Но насовсем уехать в чужую страну я не могу. Никто из нас не может. Семьи, чьи территории еще не осквернены, могут присоединиться к вам. И они охотно сделают это, чтобы опередить противника. Среди них я найду тебе советников. Но сама я не могу ехать. Не могу и еще раз не могу.

— Почему же? — прошептал он.

— Я сама не знаю, — ответила она. — А что заставляет нас дышать?

Ответ поразил его, как удар грома.

— Джоссерек! — Испуганная, она обняла его. — Ты здоров?

«Я должен думать еще. Может быть, я обнаружу, что ошибаюсь. О Добрый Дельфин, сделай так, чтобы я ошибался».