На меня никто не обращал внимания. Я мог попытаться бежать, но когда выбрался из гондолы, почувствовал, насколько ослаб. Кроме того, мне была неизвестна судьба Вахлака и Максима. Я не желал вторично потерять сына. Пускай он и не узнаёт меня. А потому вместо того, чтобы ретироваться, подошел ближе.
Меня тотчас заметили. Главарь оторвался от очередной жертвы и, указав на меня, сказал что-то охранникам. Двое марсиан заступили мне дорогу и знаками велели следовать за собой. Они подвели меня к самому краю канала. Там обнаружились высеченные в камне ступени, ведущие к воде. Внизу оказалась древняя пристань. Марсиане заставили меня спуститься по ступеням. В толще берегового камня был вырезан проход. Мне указали идти внутрь. Я двинулся в темноту. Контур портала имел форму вытянутой по вертикали трапеции. То же самое касалось стен в проходе. Задевая плечами эти наклонные плоскости, я невольно представлял себе, что стены начинают смыкаться. Я рефлекторно обратился к солидарности и, конечно, ничего не увидел. Только перечеркнутое рукопожатие – знак отсутствия внешних контактов, да еще символ взаимосвязи с матрицей Бебиджа.
Я вызвал Карину. Сияющий призрак немедленно возник передо мной.
– Ой! Где это мы? – Девушка округлила глаза.
Я вкратце рассказал химере о последних событиях.
– Столько информации! Профессор будет доволен, – Карина захлопала в ладоши.
– Ага. Если выберемся отсюда. Ты, кстати, ничего не знаешь об этих коридорах?
– Конечно, знаю! Это нечто вроде служебного прохода, дальше находится помещение. Мы предполагаем, что оно предназначалось для управления ирригационной системой. Там множество разнообразных машин, но они все давно сломаны, а то и вовсе рассыпались в прах. Такие тоннели расположены каждые полкилометра по обе стороны канала.
– Можешь дать геометрию?
– Запросто! – Моя златовласая Ариадна повела рукой, и коридор впереди прочертили неоновые линии.
Вскоре узкий проход закончился, и нам открылось помещение, в основании имеющее шестигранник. Мои ноги коснулись чего-то шуршащего и мягкого. Я наклонился, протянул руку. Пол оказался устлан толстым слоем сухой травы. Здесь было тепло и влажно, пахло овином. К запаху медленно преющей травяной массы примешивался резковатый, не слишком приятный аромат. Нечистоты?
И тут кто-то обратился ко мне на прерывистом языке аборигенов. Сначала я подумал, что тюремщики последовали за мной, но в коридоре не было слышно ни звука.
– Карина? Ты можешь перевести?
– Вас спросили «кто вы?». Однако мне было бы проще переводить, если бы вы достали меня из кармана.
Я немедленно достал из кармана теплый шарик, положил его на ладонь.
– Сейчас я постараюсь сделать так, чтобы вы смогли увидеть, с кем говорите. Мой ультразвуковой сканер несовершенен, поэтому изображение будет нечетким, но это лучше, чем ничего.
Образ Карины внезапно размазался и превратился в сияющую пыльцу, которая устремилась вперед и вдруг осела, растеклась молочными блюдцами ультразвуковых откликов, формируя образ моего собеседника. В метре передо мной стояла высокая марсианка.
– Я буду передавать вам ее слова через солидарность, – послышался нежный голосок Карины, – а ваш голос модулирую при помощи встроенного динамика. Постарайтесь не смещать матрицу.
– Кто пришел? – снова повторила марсианка.
– Я путешественник… странник из далеких мест.
– Ты принес еду и питье? Будешь меня кормить?
– Нет.
– Ты хотел обратиться к памяти?
– К памяти? О чем ты? Что ты здесь делаешь?
– Я память общины. Знаю про охоту, плоды ядовитые и съедобные. Знаю счет и старые буквы. Знаю…
– Постой, – прервал я речитатив затворницы. – Расскажи про общину. Отчего они наверху, а ты – внизу?
– Я память, – повторила она. – Когда охотник забывает, где искать зверя, – он приходит ко мне, когда мать забывает имена своих детей – она приходит ко мне. Когда старейшины забывают, где хоронить мертвых, – идут ко мне. Если я буду жить наверху – стану, как все, начну забывать.
– Куда же пропала их собственная память?
– Она не пропадала. Она осквернена.
Постепенно, задавая короткие вопросы, я начал проникать в суть трагедии, постигшей марсианский народ. С незапамятных лет аборигены Красной планеты жили в симбиозе с неповоротливыми странными созданиями. Обитатели болот и лиманов, слизни обладали очень полезным свойством – накапливать информацию. Присоединенный к нервной системе гуманоида, слизень начинал работать как внешняя память, за небольшую помощь в виде минеральных веществ, содержащихся в крови носителя. Цивилизация Марса развивалась и прирастала новыми знаниями. Но однажды с симбионтами что-то случилось. Я пытался выяснить, что. Подходил так и эдак. Но марсианка твердила одно и то же: «великое осквернение». Может быть, она больше ничего не знала, а может, Карина не смогла перевести все слова. Было ясно одно – в результате давней катастрофы симбионты изменились настолько, что носить их стало небезопасно. Цивилизация, лишенная способности помнить, была обречена. Всё, что им осталось, это селиться вдоль каналов небольшими общинами. Каждое поколение выделяло из своей среды нескольких марсиан, с рождения обреченных на жизнь в темноте. Лишенные ежедневной зрительной информации, отверженные держали свой мозг свободным для полезных сведений о мире, которые приносили жители поверхности. Во тьме подземелий дряхлые хранители вверяли молодым знания народа, а затем умирали, до конца выполнив свое предназначение.
– Раньше хранителей ослепляли, – марсианка осторожно коснулась своего лица, – теперь нет.
– Твои соплеменники стали милосерднее?
– Народ забыл об этом, а мы не говорим.
Снаружи что-то залязгало, заскреблось. Мне показалось, что я различил голоса кочевников. В коридоре послышались шаги. По стенам тоннеля заметались желтоватые отсветы.
– Спрячься! – велел я хранительнице памяти. – Закрой покрепче глаза. Сейчас здесь будет светло.
Как только марсианка последовала моему совету, рядом снова появилась Карина.
– Я всё записала, – доложила она. – Это потрясающе!
Я поблагодарил химеру, затем выключил матрицу и спрятал ее в карман. Вовремя. В подземную ротонду пожаловали гости.
Вошли трое. Один из них – я узнал в нем обращенного жителя деревни – нес причудливый фонарь на длинной палке. Мягкий свет, исходящий от фонаря, наполнил помещение скользящими тенями. Стражники подняли свои ружья и направили на меня. Только тогда из узкого прохода на свет шагнул главарь. Долговязый, худой, невозмутимый. Он был на голову выше своих соплеменников. Треугольный кинжал всё так же висел на груди жреца. Большой симбионт, присосавшийся к затылку кочевника, раздувался и опадал в такт с дыханием хозяина.
