— Не надобно меня трясти, — чуть слышно молвил старший Димург и придержал, вплеснувшиеся на него пары облака, взмахом правой руки. — Ты все время конфликтуешь с творениями Седми, почасту при нем их критикуешь, а иноредь и вовсе унижаешь… так, точно это не малецык их Творец, а Небо.
— Кого вы имеете в виду Господь Перший? Кого? — запальчиво проронила Кали-Даруга, и враз погасив в третьем глазу рдяность цвета, сомкнула его. Ее щеки внезапно стали блекло-голубыми, вроде она побледнела. — Кого? — много тише вопросила она, — вьян друдов, нибелунгов.
— Нет, живица… ни вьян друдов и нибелунгов, а иных созданий Седми… Ну, же договаривай сама, — старший Димург на малость прервался, но так и не дождался ответа от рани. — Самых чудесных, — дополнил он сам, — и первых творений малецыка… Белоглазых альвов. Ты постоянно уничижаешь это племя, возводишь меж собой и ими не нужные преграды, узкие рамки общения. И о том мне не раз сказывали не только Небо, Дивный, но и малецыки Огнь, Дажба. Постоянно конфликтуя с белоглазыми альвами, ты возбуждаешь в малецыке протест против собственных творений… Хотя это племя во многом повторяет тебя. Так как Седми создавая их, старался сочетать в альвах не только свои идеи и мысли, но и повторил твои признаки, качества.
— Мальчик Господь Седми, жаждал придать им мой цвет кожи и многорукость. Но Зиждитель Небо утвердил тот вид, каковой они, альвы, ноне имеют, — отозвалась огорченно Кали-Даруга и часто…часто задрожал ее голос, вероятно, она намеревалась зарюмить от той несправедливости.
Перший резко вздел вверх голову, тем скорым движением отрывая ее не столько от выря, сколько от воронки. И все также спешно поднявшись с выря, сел, с мягкостью воззрившись на стоящую в нескольких шагах от него демоницу, однозначно роняющую слезы. Махие капельки слезинок вытекали не только из двух обычных очей Кали-Даруги, они просачивались сквозь уголок третьего, сомкнутого, и медлительно, будто их основу составляла вязкость, струились по щекам и спинке носа рани.
— Милая моя девочка, — тревожно произнес старший Димург, и, протянув слегка дрогнувшую руку в направление демоницы, огладил перстом вздернутый кверху носик, смахивая оттуда слезинки. — Но это было так давно… так… Столько засим было пережито времени. Да и малецык…
— Господь Седми, — торопко перебила Кали-Даруга своего Творца и затряслись от волнения ее губы и второй язык. — Мне тогда жаловался… Говорил, что не желает слушать Зиждителя Небо и хочет сделать, как нравится ему.
— Живица… живица, но это было так давно, — не менее спешно произнес Перший и днесь огладил россыпь ее черных волос на спине. — Потом же малецык согласился с мнением Небо, ибо альвы были безупречно продуманы. Однако неизменно Седми тревожился тому, что это племя раздражает тебя. И если бы не то обстоятельство, что я принимал помощь белоглазых альвов в воспитании человеческого рода, хотя в том не нуждался, малецык давно б их уничтожил. Зачем же надо так делать… тем паче милый Седми столь зависим от твоего мнения.
Перший нынче припомнил тот давешний разговор, оный в целом ничем и не закончился. Ибо Кали-Даруга нежданно осознав, что ее Творец поднялся, повелела ему срочно прилечь, и, как только он это выполнил, гулко хлюпнув носом, ушла. Несомненно, она берегла в себе саму сущность женщины и потому с таким трудом воспринимала белоглазых альвов, по настоянию Небо не приобретших большую часть внешних ее признаков… Белоглазых альвов в кодах которых Седми, несмотря на неодобрение Небо, прописал особую подчиненность и любовь к рани Темной Кали-Даруге.
Старший Димург еще немного смотрел, как вздымаясь, выдавливали облака из своих будто кипящих, бурлящих внутренностей пузыри, а после, как и было указано, придав ровности чертам лица, сомкнул очи. И как только он это сделал, Кали-Даруга дотоль за ним неотрывно наблюдающая, повернула в сторону бесицы-трясавицы голову и вельми строго сказала:
— Трясца-не-всипуха, говори коротко, чтоб не утомить Господа Першего, и как оно понятно лишь по существу, — да неторопко убрала руки от лица последней.
Бесица-трясавица под тем хмурым взором рани попытавшаяся пригнуть голову и для того даже ею дернувшая, также спешно выровняла свой стан, очевидно, потому как глаза демоницы как-то неестественно увеличились, и тем просигнализировали о явственном недовольстве. Понеже еще сильнее распрямив свою проходящую дугой спину, Трясца-не-всипуха довольно-таки бойко принялась сказывать:
— Как вы знаете, Господь Перший, и мною было не раз говорено, плоть господина не рассчитана на долгий срок жизни. В генах, кодировках прописана информация о том сроке существования, которая провоцируется возникновением болезней внутренних органов, нарушении их функциональности и последующем отключении. Если бы не наше неоднократное вмешательство в тот процесс, плоть господина прожила бы не более шести асти. И скорее бы всего господин умер от проблем связанных с болезнью легких и сердечно-сосудистой деятельностью организма. Плоть господина была изначально слабой, не готовой для нормальной жизнедеятельности, словом физически ущербной. Это произошло не в результате не правильного поведения лучицы, а вследствие полученных от родителей неравномерно заложенных кодов, каковые сформировали мощную структуру мозга и одновременно заложили неполноценность в большую часть органов, и обобщенно саму плоть.
— Велела же говорить короче, — гулко буркнула в сторону бесицы-трясавицы Кали-Даруга и на всякий случай прикрыла третий глаз во лбу.
Трясца — не-всипуха порывчато затрясла головой, словно тем движением выколачивая из нее все не нужное и оставляя токмо существенную информацию и малость спустя продолжила:
— За эти годы нам пришлось два раза пересадить господину новые органы. Я уже не считаю того случая, Господь Перший, когда вы общались с лучицей и нам пришлось поменять сразу оба легких и трахею. В эти шестнадцать лет по земным меркам, или четыре асти по меркам Галактического времени Северного Венца господину были подсажены еще раз сердце, почки, легкие. Ноне сызнова выявлены проблемы сердечно-сосудистой системы, что может привести не только к гибели сердца, но и, что самое страшное может вызвать развитие заболеваний кровеносных сосудов снабжающих кровью мозг.
— Слишком длинно… слишком, — совсем тихо пыхнула в сторону бесицы-трясавицы демоница и почему-то сотряслась всем телом всколыхав подол своего синего долгого сарафана, по краю украшенного широкой серебряной полосой.
Немедля вторя ей, вздрогнула и Трясца-не-всипуха, да яростно хрумкнув челюстью, дребезжаще произнесла:
