— Нашей Валентине, — прочла она. — Вы хорошо постарались, все вы, Лорри. Я напишу благодарственное письмо для вашего комитета. Значит, вот такие вы собираетесь продавать на вашей ярмарке?
— Мы сделали пятьдесят штук, — вновь похвасталась Лорри. — Но они не такие большие, как эта. И мы постарались скопировать из альбома самые лучшие. И миссис Рэймонд сказала, что это «произведения искусства», — гордо добавила она.
Мисс Эшмид аккуратно поставила валентинку на свой рабочий столик. Лорри повела за ней глазами, огляделась кругом… и сообразила, что комната изменилась. Она стала другой, и Лорри почувствовала, как страх кольнул её сердце. Девочка сразу поняла, почему. Длинный стол опустел, на нём больше не лежало ни моточков шерсти, ни рулончиков материи, ни вещей, дожидающихся починки.
Пяльцы для вышивания оставались пустыми и отодвинутыми к стене. Хотя в камине горел огонь, и Сабина всё так же грелась на коврике у огня, и свечи ярко горели в подсвечниках — всё равно Лорри не почувствовала старого ощущения безопасности. Она тревожно посмотрела на мисс Эшмид.
— Но теперь-то вы не убираетесь… — она хотела, чтобы это был вопрос, но прозвучало это как утверждение, которому она никак не могла поверить.
— Да, Лорри, с уборкой уже почти закончено.
— Дом! Мисс Эшмид, собрание… неужели адвокат ничем вам не помог? Они же не могут снести Дом-Восьмистенок! Они не могут!
Она была так занята делами комитета, так занята с концом четверти, с контрольными — так занята, чтобы вспомнить об этом! Если бы только она сделала бы хоть что-нибудь… Это же была её идея, заинтересовать людей, чтобы они все вместе спасли дом, если бы только она уделила этому внимание, если бы она хотя бы постаралась… Лорри пробрала дрожь. Её зазнобило, когда она снова огляделась вокруг и заметила, что со стен исчезли все такие уже знакомые картины! Что… Что же теперь будет?
— Лорри, — мягкий голос мисс Эшмид отвлёк её внимание. — Ты права, время Дома быстро уходит. Но это естественный ход жизни, дорогая моя. Ничто не может оставаться неизменным, иначе это будет уход от жизни. По человеческим меркам Дом-Восьмистенок прожил долгую жизнь, много более сотни лет. Он видел вокруг множество изменений, а теперь должен измениться сам.
— Но ведь его снесут! Он исчезнет, не просто изменится, а исчезнет! — Лорри вскочила на ноги, и вся горечь этих слов вырвалась из неё жалобным криком.
Мисс Эшмид больше не улыбалась. Она пристально и печально смотрела на Лорри.
— Лорри, нельзя сказать жизни «Нет» и оставаться неизменным. Когда ты пришла сюда в первый раз, ты хотела сказать «нет» переменам. Ты думала, что не сможешь найти ничего хорошего в новой жизни. Не так ли?
Она сделала паузу, а Лорри попыталась вспомнить те дни, когда Дом ещё не открыл перед ней свои двери.
— Тогда Дом мог предложить тебе кое-что. То же, что он предлагал всегда — убежище. Ты понимаешь, о чём я, Лорри?
— Убежище, — отозвалась Лорри.
— Убежище. И кое-кто из тех, что нашли путь сюда, дитя моё, были настолько изуродованы жизнью, что это убежище стало для них домом. Дом предлагает тебе единственный выбор — снова вернуться в жизнь, или остаться. Тебе казалось, что ты несчастна и одинока. Но была ли ты так несчастна и одинока, как Феба и Финеас? Как Коул и Нэкки? Как Чарльз Дюпри?
Лорри никак не могла понять, что пыталась объяснить ей мисс Эшмид.
— Они пришли… Лотта привела их… потому что за ними гнались. Люди гнались за ними…
— Да, за ними охотились. Два осиротевших ребёнка. Два беглых раба. Военнопленный. Дом решил дать им приют, и в свою очередь, они решили остаться в Доме.
Тебе тоже казалось, что за тобой охотятся, но кто был охотником, Лорри?
— Джимми Парвис и… мальчишки… — начала было Лорри, пытаясь сообразить, почему. Каким глупым казалось всё это теперь. — И, наверное, что-то ещё… я скучала по бабушке и по Хэмпстеду, и мне было так одиноко. Я была такая глупая, — она почувствовала, что краснеет, — они тогда правильно говорили.
— И это казалось тебе огромной трагедией, Лорри. А как ты смотришь на это сейчас?
— Мелочь, — призналась Лорри.
— Потому что ты поняла — время может изменить многие вещи?
Неожиданно Лорри ответила вопросом на вопрос:
— Мисс Эшмид — а кукольный домик и этот дом… они одинаковые?
Она сама толком не знала, что она хотела сказать, знала только, что это очень важно.
Мисс Эшмид покачала головой.
— Я не могу сказать тебе этого. Не потому, что не хочу, а потому что в самом деле не могу. Но знай: если бы в тебе не было той силы, которая открывала тебе двери дома, ты бы не увидела и того немногого, что видела. Дом выбирает сам, он всегда сам делает выбор. А теперь, когда ты уже что-то увидела — есть все основания думать, что время откроет перед тобой ещё много-много дверей. Если ты того захочешь.
— Мисс Эшмид, но если Дом-Восьмистенок снесут, то где же будете жить вы с Халли?
Мисс Эшмид снова улыбнулась.
— Не беспокойся об этом, дитя. И, кстати, кажется, на твоём образце остался всего один ряд до конца. Может быть, мы немного повышиваем?
Она отложила в сторону валентинку и сдвинула в сторону крышку рабочего столика. Лорри взяла свою коробку с рукоделием и вынула оттуда отрезок полотна, покрытый рядами стежков. Она с удивлением посмотрела на него — образец оказался длиннее, чем ей казалось. Начиная с простых обмёточных стежков и французского узелка, потом стежок пёрышком, стежок цепочкой, потом и более сложная работа.
Тем временем мисс Эшмид достала из стола маленький свёрточек и разворачивала полоску ткани.
— А не завести ли музыкальную шкатулку, Лорри? — спросила она.
И когда в комнате зазвенела музыка, Лорри не удивилась, что мисс Эшмид снова напевает что-то на своём неведомом языке. Только в руках она держала не вышивку, не кусок кружев для починки, и не ошейник…
Ошейник, неожиданно вспомнила Лорри. Мисс Эшмид сделала тот бархатный ошейник для Сабины на Рождество. Но Сабина не носила его ни тогда, ни потом. С того дня, как он был сшит, Лорри больше его не видела.
А что мисс Эшмид шьёт сейчас? Лорри пришлось наклониться вперёд, чтобы разглядеть, такое оно оказалось маленькое. Она снова увидела сияние золотой иголки и — мисс Эшмид шила платье!
И по мере того, как она сшивала кусочки ткани, она поглядывала на маленькую картинку, которая была завёрнута вместе с материалом. Наклонившись вперёд ещё немного, Лорри разглядела и картинку и неожиданно узнала леди, изображённую на ней.
Это был портрет Лотты, такой Лотты, какую Лорри видела последний раз, вместе с Чарльзом. Только вместо костюма для верховой езды на ней было прелестное платье, с бесконечными кружевами, спускавшимися волнами складок от её тоненькой талии. И мисс Эшмид копировала это платье, сшивая столь крохотные складочки, что Лорри не могла поверить своим глазам. И ещё мисс Эшмид пела. И Лорри снова поймала себя на том, что подпевает, и её собственная игла движется в такт мелодии, с лёгкостью и удовольствием.
