Старик дрожал как лист.
— Да, гнилой пень… Рассказывай! Я лучше знаю, что такое саламандры. Пусти!
Повондра-младший сделал то, чего не делал ещё ни разу в жизни: подозвал такси.
— На Вышеград, — сказал он, вталкивая отца в машину. — Я вас отвезу, папа. Поздно уже.
— Ещё бы не поздно, — стучал зубами Повондра-отец. — Слишком поздно. Конец, Франтик. Это был не гнилой пень. Это они.
Дома, по лестнице, молодому Повондре пришлось почти нести старика на руках.
— Мама, постелите, — быстро прошептал он в дверях. — Надо уложить папашу, он у нас расхворался.
И вот Повондра-отец лежит под пуховиком; нос его как-то странно торчит на лице, а губы что-то жуют и невнятно бормочут; каким старым он кажется, каким старым! Сейчас он немного утих…
— Лучше вам, папа?
В ногах постели плачет и сморкается в передник мамаша Повондрова; сноха растапливает печь, а дети, Франтик и Марженка, уставились широко открытыми глазами на дедушку, словно не узнавая его.
— Не позвать ли доктора, папаша?
Повондра-отец смотрит на детей и что-то шепчет; вдруг по щекам у него покатились слёзы.
— Вам что-нибудь нужно, папаша?
— Это я, это я, — шепчет старик. — Так и знай, это я во всём виноват. Если бы я тогда не пустил капитана к пану Бонди, ничего бы не случилось…
— Да ведь ничего и не случилось, папа, — успокаивал его молодой Повондра.
— Ты не понимаешь, — хрипел старик, — ведь это конец, ясно? Конец света. Теперь и сюда придёт море, раз саламандры уже здесь… И это всё наделал я, не нужно было пускать капитана… Пусть люди узнают когда-нибудь, кто виноват во всём…
— Ерунда, — непочтительно возразил сын. — Выбросьте это из головы, папаша. Это сделали все люди. Это сделали правительства, сделал капитал. Все хотели иметь побольше саламандр. Все хотели на них заработать. Мы тоже посылали им оружие и всякое такое… Мы все виноваты.
Повондра-отец беспокойно ворочался.
— Прежде везде море было, и опять будет то же самое. Это конец света. Мне как-то говорил один человек, что и здесь, на том месте, где Прага, тоже было морское дно… Наверное, и тогда это сделали саламандры. Ох, не надо мне было докладывать об этом капитане. Что-то мне все время говорило: «Не докладывай», — но я подумал, — быть может, капитан даст мне на чаёк… А он и не дал. И вот так, за здорово живёшь, человек погубил весь мир… — Старик проглотил слёзы. — Я знаю, я хорошо знаю, что нам пришел конец. И я знаю, что всё это сделал я…
— Дедушка, не хотите ли чайку? — участливо спросила молодая Повондрова.
— Я хотел бы одного, — прошептал старик, — я хотел бы только, чтобы дети мне простили…
11. АВТОР БЕСЕДУЕТ САМ С СОБОЙ
— И ты это так оставишь? — вмешался тут внутренний голос автора.
— Что именно? — несколько неуверенно спросил писатель.
— Так и дашь пану Повондре умереть?
— Видишь ли, — защищался автор, — я сам неохотно делаю это, но… В конце концов пан Повондра немало пожил на свете, ему сейчас, скажем, далеко за семьдесят…
— И ты дашь ему переживать такие душевные муки? И не скажешь: дедушка, дело не так плохо; мир не погибнет от саламандр, и человечество спасётся; вы только погодите немного и доживёте до этого… Послушай, неужели ты ничего не можешь для него сделать?
— Ну, я пошлю к нему доктора, — предложил автор. — У старика, вероятно, нервная лихорадка; в его возрасте это может осложниться воспалением лёгких, но надо надеяться, что он поправится; он ещё будет качать Марженку на коленях и расспрашивать, чему её учили в школе… Старческие радости, господи, пусть этот человек и в старости найдёт ещё радость!
— Хорошенькие радости!.. — насмешливо возразил внутренний голос. — Он будет прижимать к себе ребёнка старческими руками и бояться, да, бояться, что и Марженке в один прекрасный день придется бежать, спасаясь от клокочущей воды, которая неотвратимо поглощает весь мир; охваченный ужасом, он насупит свои косматые брови и будет шептать:
«Это я сделал, Марженка, это я…»
— Слушай, ты в самом деле хочешь дать погибнуть всему человечеству?
Автор нахмурился.
— Не спрашивай, чего я хочу. Думаешь, по моей воле рушатся континенты, думаешь, я хотел такого конца? Это простая логика событий; могу ли я в неё вмешиваться? Я делал, что мог; своевременно предупреждал людей; ведь Икс — это отчасти был я. Я взывал: не давайте саламандрам оружия и взрывчатых веществ, прекратите отвратительные сделки с саламандрами и так далее — ты знаешь, что получилось… Все приводили тысячи безусловно правильных экономических и политических доводов, доказывая, что иначе поступить нельзя. Я не политик и не экономист; я не мог их переубедить. Что делать, по-видимому, мир должен погибнуть; но по крайней мере это произойдет на основании общепризнанных экономических и политических соображений; по крайней мере это совершится с благословения науки, техники и общественного мнения, причём будет пущена в ход вся человеческая изобретательность! Никакой космической катастрофы — только интересы государственные и хозяйственные, соображения престижа и прочее… Против этого ничего не поделаешь.
Внутренний голос помолчал с минуту.
— И тебе не жалко человечества?
— Постой, не торопись! Ведь не всё человечество обязательно погибнет. Саламандрам нужно только побольше берегов, чтобы жить и откладывать свои яйца. Они, наверное, нарежут сушу, как лапшу, чтобы берегов было как можно больше. На этих полосках земли останутся, скажем, какие-то люди, не так ли! И будут изготавливать металлы и другие вещи для саламандр. Ведь саламандры не могут сами работать с огнём, понимаешь?
— Значит, люди будут служить саламандрам.
— Да, если хочешь, назови это так. Они просто будут работать на фабриках и заводах, как и сейчас. У них только переменятся хозяева.
— Ну, а человечества тебе не жалко?
— Оставь меня, пожалуйста, в покое! Что же я могу сделать? Ведь люди сами этого хотели; все хотели иметь саламандр; этого хотела торговля, промышленность и техника, хотели политические деятели и военные авторитеты… Вот и молодой Повондра говорит: все мы виноваты. Еще бы мне не жалко человечества! Но больше всего мне было жалко его, когда я видел, как оно само неудержимо стремится в бездну. Прямо плакать хотелось. Кричать и махать обеими руками, как если бы ты увидел, что поезд идёт по поврежденной колее. Теперь уж не остановишь. Саламандры будут размножаться дальше, будут всё больше и больше дробить старые континенты. Вспомни, что доказывал Вольф Мейнерт. Люди должны уступить место саламандрам; и только саламандры создадут счастливый, целостный и однородный мир…
