— Ну…Я полагаю, мы будем в состоянии заплатить тридцать золотых.
Изя насмешливо присвистнул и откинулся к стене. Нет, мне так продолжать торг не нравится… Малышу, вероятно, тоже:
— Назови свою цену.
Изя невозмутимо сообщил:
— Моя цена — сто золотых.
Малыш со стуком захлопнул рот, Роджер гулко сглотнул слюну. Я тоже ошарашенно заткнулся. Сотня золотых — сумма громадная. Для сравнения, лошадь в Столице можно купить за двадцать, причем породистую.
Малыш опомнился первым:
— Сорок.
Изя в упор смотрел на меня:
— Вы, молодой человек, только пять минут назад уверяли с пеной у рта, что вам смерть как надо в цитадель, а сейчас торгуетесь, как на Привозе. Моя цена — сотня золотых, и ни рыбешкой меньше. За ваше неуемное желание это не сумма.
— Слушайте, Изя, за такие деньги я сам пророю ход отсюда до цитадели.
— Начинайте, я заплачу.
Я снова заткнулся. Какое там — мелкий хищник! Акула. Никакой он не Фальстаф, а самый настоящий сатана, деловой и предприимчивый адский администратор.
Наконец Малыш медленно произнес:
— Если мы отдадим шестьдесят, все, что у нас останется, это оружие, а без него нам внутри делать нечего.
— Это ваше дело. Еще раз повторяю: моя цена — сотня золотых, а если вас не устраивает, попытайте счастья в другом месте.
— Послушай, это ж выгодная сделка, — попытался урезонить его Старый. — Всего за шестьдесят золотых и делать ничего не придется, и получить цитадель на разграбление.
Изя все так же усмехался:
— Разграбление цитадели, когда там полно Секретников — вы считаете, что это весело?
— Да, но делать-то ничего не придется, — продолжал настаивать Малыш. — Только дорогу показать.
Изя снова повернулся ко мне:
— Послушайте, молодой человек, объясните вашему другу, что я могу получить ваши деньги, не показывая никакой дороги.
— Хромой будет недоволен, — подал голос Роджер, Изя только плечами пожал:
— В результате сделки всегда кто-то недоволен…Если вы выйдете отсюда вперед ногами, Хромой поймет только, что сделка не состоялась, и будет требовать свой долг по другим статьям.
Вот оно даже как… Предположим, разобрались мы с Изей и его телохранителями, которые, кстати, придвинулись поближе, явно не понимая, как это мы, дерзнув с паханом торговаться, еще живы. Так вряд ли нам удастся пробиться через остальных и выбраться отсюда, а главное — в цитадель мы не попадаем…
И тут я решился:
— Послушайте, Изя, тот человек, которого мы хотим вытащить оттуда, он… Он тоже был в Одессе.
Изя некоторое время смотрел на меня, потом неожиданно резко приказал:
— Выйдите отсюда. Все, кроме Чародея.
Малыш подпихнул меня локтем и вопросительно посмотрел, я негромко бросил ему:
— Иди.
Он сунул мне в руку тугой увесистый мешочек, в котором что-то звякнуло, и вышел вслед за остальными.
Изя поднялся из-за стола, подошел ко мне почти вплотную. Теперь его плечи как-то обвисли, словно из него выпустили воздух, и только сейчас я рассмотрел, что он очень небольшого роста. Помолчав немного, он тихо заговорил:
— Молодой человек, я не знаю вашего имени и не хочу его знать. Я понимаю — вам надо в Цитадель. Не знаю, кто ваш товарищ и не хочу этого знать, мне это не интересно… Но я старик… Помолчите, я был уже в годах, когда вы пешком под стол ходили, и я жил тогда в Одессе… А теперь я здесь, и вы приходите ко мне, и вместо того, чтобы все рассказать, начинаете с места в карьер совать мне деньги, словно вокзальной шлюхе. Вы думаете: "Изя бандит и старый прожженный ростовщик, который все купит и продаст вместе с родной матерью"… Не возражайте, это так. Трудно вас за это осуждать, но чтоб вы знали, юноша: старый бандит Изя был и остается Иосифом Рубинштейном с Одессы… А сейчас идите и скажите там, что Изя велел вас провести в Шакалий Ров. Только сразу предупреждаю, прямого хода там нет, там стена.
Я потоптался на месте, смущенный, потом неловко протянул ему мешочек с монетами:
— Вот, Изя…Возьмите, пожалуйста.
Углы его рта опустились еще ниже, на лбу собралась складка:
— Ничего-то ты не понял, молокосос… Забери свои деньги.
Он отвернулся, мне показалось, что плечи его задрожали. гадство, все как-то не по-людски…Я только и смог, что выдавить:
— Спасибо, Изя.
— Иди уже, — бросил он, не оборачиваясь, почти сердито. Я еще помялся, потом вышел из комнаты.
У меня еще хватило ума сообразить, что мешочек с золотом лучше на виду не держать. Вышедши, я сказал в точности так, как велел мне Изя, один из громил свистнул, обернувшись куда-то в темноту:
— Э, малой! Где ты там?! Проведешь парней в Шакалий Ров до стены Цитадели, понял?
Из бокового прохода, на ходу поддергивая штаны, вылез пацан лет десяти, в большой не по росту куртке. Засунув руки в карманы чуть не по локоть, он далеко сплюнул и потребовал:
— Четыре рыбешки.
Малыш добродушно усмехнулся:
— А ухи открутить? Ладно, до места дойдем — получишь пять.
— Пошли, — паренек явно старался поменьше разговаривать — "для солидности". Мы потянулись за ним, освещая себе дорогу единственным факелом — остальные пока у меня в мешке, на всякий пожарный. Малыш, отстав от нашего малолетнего провожатого, полушепотом осведомился:
— И сколько ты этой старой сволочи заплатил?
— Нисколько, — я вернул мешочек с монетами МАлышу, он даже присвистнул от удивления:
— Сколько конечностей ты ему сломал? Или чародейство свое на нем опробовал?
Я не ответил. Парнишка, шедший впереди, — возраст все-таки свое взял — без умолку болтал о том, что тут сначала крыс было море, а потом все куда-то ушли, а я изо всех сил старался отвлечься от мыслей об одиноком старике, волей случая заброшенном за сотни километров и лет от родной Одессы. Скоро драка, и убитые предвидятся с обеих сторон. Какие уж тут сантименты…
Наконец паренек остановился и сообщил:
— Вот она, стенка. За ней ихняя шакальская кладовка. Только учтите, она толстая. А как вы ее ломать будете?
— Увидишь, пообещал Роджер, осторожно снимая с плеч мешок. Сзади до нас донесся шум шагов — человек двадцать, не меньше. Мы, не сговариваясь, потянулись к оружию.
— Не, — успокоил пацан, — это наши. Тоже хотят поглядеть, как вы стенку сломаете.
— Кстати, а как мы ее сломаем? — Старый выжидательно глянул на Роджера. — У тебя, вроде, на этот счет идея была?
Роджер усмехнулся в усы:
— Не только идея, — и извлек из мешка нечто, напоминающее чудовищно разжиревший стальной огурец. Млаыш с сомнением нахмурился:
— Слушай, а этой штуки хватит? Кладка-то, наверно, толстая…