— Может, сжечь его… — нерешительно протянул он. Кондон поднял на него страдальческий взгляд.
— А всё-таки… — не сдавался Сорли.
В этот момент Саймон открыл дверь. Снова потянуло прохладой. Мы обернулись. Луна над фигурой Саймона выглядела инородным телом, к небу не имеющим отношения.
— Диана в машине, — сказал Саймон. — Всё готово.
Обращался он ко мне, но смотрел на Кондона, как будто провоцируя того на реакцию. Но пастор Дэн лишь пожал плечами. Мирские заботы его не волновали.
Брат Аарон потянулся к ружью.
— Я вас остановить не могу, — сказал я ему. — Но иду к двери.
Он замер с вытянутой к ружью рукой. Казалось, он старался воссоздать последовательность событий, приведших к такой развязке. Одно за другим, шаг за шагом, как по ступенькам лестницы.
Сорли опустил руку и повернулся к пастору Дэну:
— Всё равно можно сжечь.
Не оглядываясь, я шагал к выходу. Сорли мог передумать, схватить ружье, прицелиться, выстрелить. Я утратил способность думать об угрозе.
— Может, лучше сжечь до утра. До того, как солнце взойдёт, — продолжил Сорли свой монолог.
— Садись за руль, — сказал Саймон, когда мы дошли до машины. — Бензина полный бак и две канистры в багажнике. Пищу и воду тоже взял. Ты веди, а я буду поддерживать её сзади.
Я запустил двигатель и медленно повёл машину вверх по склону, за забор, мимо освещённых лунным светом окотильо, в направлении шоссе.
Удалившись от ранчо Кондона на несколько миль, я остановился на обочине и велел Саймону вылезать.
— Зачем?
— Надо осмотреть Диану. Возьми в багажнике фонарь, посвети мне. О’кей?
Он кивнул и полез за фонарём.
За всё это время Диана не проронила ни звука. Она тряпкой лежала на заднем сиденье, головой на коленях Саймона, чуть дыша. Но её еле слышное сипящее дыхание меня оглушало.
Саймон вытащил фонарь, а я тем временем стащил с себя испачканную кровью одежду, сполоснулся, как мог, истратив бутылку минеральной воды и немного бензина для оттирки особо грязных пятен, затем вторую бутылку воды для полоскания. После этого натянул чистые джинсы и свитерок из багажа, пару латексных перчаток из медицинского саквояжа. Утолил жажду третьей бутылкой минералки. Поставил Саймона так, чтобы свет на Диану падал под нужным углом, и начал осмотр.
Можно сказать, что она сохраняла сознание и могла связать слова в понятную фразу. Измождённой она оказалась чуть ли не до порогового состояния. Опасно высокая температура, учащённое сердцебиение и повышенное давление, а лёгкие при прослушивании издавали звук, как будто малый ребёнок всасывал молочный коктейль через тонкую соломинку.
Я заставил её проглотить воды, затем аспирин и ещё дал воды, запить. Вытащил шприц. Саймон насторожился.
— А это для чего?
— Антибиотик общего действия. Универсальный. — Я протёр руку Дианы спиртом, с трудом отыскал вену. — Тебе тоже вколю. И себе. Коровья кровь пропитана бактериями СПАССА.
— Это её вылечит?
— К сожалению, нет. Месяц назад вылечило бы. Но сейчас… В больницу ей надо.
— Но ты же врач.
— Врач. Но не больница.
— Может, тогда в Финикс?
О Финиксе я думал. Но всё, чему меня выучили небесные мерцания, позволяло предположить, что городская больница переполнена до отказа. Это в лучшем случае. В худшем же от неё остались лишь дымящиеся развалины. Проверить, конечно, можно.
Я вынул мобильник и выудил из его памяти полузабытый номер.
— Куда звонишь? — забеспокоился Саймон.
— Куда надо, — урезонил его я.
Его звали Колин Хинц, мы с ним жили в одной комнате в Стоуни-Брук. Контактировали и позже. Последний раз, когда он работал в больнице Святого Иосифа в Финиксе. Пока солнце не выползло на небо, можно было попробовать.
Звонил я на его личный номер. Ответил он не сразу, с ходу заявив:
— Только если срочно.
Я назвался и сообщил, что нахожусь в часе езды и что на руках у меня тяжёлый пациент, причём вовсе мне не посторонний.
Колин устало вздохнул:
— Даже не знаю, Тайлер. Сент-Джо работает, и клиника Майо в Скотсдейле открыта, но штат у нас сократился, а загрузка — сам представляешь. О других стационарах разное сообщают, но нигде тебе особенно не светит. У нас груды недостреленных, недоломанных, недогоревших, с инфарктами, с инсультами. Если бы не кордон копов, нас бы уже разнесли по кирпичику. Что с твоим пациентом?
Я сообщил о запущенном СПАССА и надвигающейся потребности в искусственных лёгких.
— Здрассте! Где это она умудрилась подхватить СПАССА? Впрочем, какая разница. Честно, Тайлер, рад бы тебе помочь, но нечем. У меня сёстры всю ночь под охраной копов следят за сохранением очередности, начиная с парковки, и даже моя личная заинтересованность ничего не изменит. До твоей больной даже на осмотр очередь не дойдёт раньше чем за сутки. Если мы через сутки ещё в живых останемся.
— Ладно, что поделаешь. Но ведь я сам врач, мне хотя бы дыхательную трубку, кислород, физиологического раствора…
— Тайлер, не хочу показаться чёрствым, но мы тут по лужам крови шлёпаем. Спасение умирающего от СПАССА, да ещё, по твоему описанию, безнадёжного… Введи обезболивающее, дай ей умереть спокойно.
— Мне не нужно, чтобы она умерла спокойно, мне нужно её спасти.
— О’кей… Но по твоему описанию я полагал, что её спасти невозможно. — Я услышал, что моего собеседника окликают. Разговор наш проходил сопровождаемый звуковым фоном человеческого горя.
— Мне нужно довезти её живой, нужна не койка в больнице, а лекарства и материалы, — сказал я, теряя надежду.
— Тайлер, извини, но ничем не помогу. Если у тебя больше ничего, то меня тут треплют.
Я лихорадочно перебирал варианты:
— Ладно, Колин, но где-нибудь я могу разжиться хоть чем-то?
— Гм…
— Что?
— Вообще-то я бы не должен тебе этого… У нас контакт с пригородной базой чрезвычайных ситуаций. Аптечно-медицинский центр «Новапрод» на северном выезде из города. — Он дал мне адрес и описал дорогу. — Охраняется национальной гвардией. Мы оттуда снабжаемся.
— Они меня впустят?
— Я позвоню, чтобы впустили. Предъявишь что-нибудь удостоверяющее…
— Пожалуйста, Колин, буду век обязан.
— Позвоню, если линия не лопнет, чёрт бы драл эту связь.
— Если чем-нибудь смогу отплатить…
— Да чего там… Кстати, ты в «Перигелионе» работаешь?
— Больше нет, но работал.
— Не знаешь, случайно, сколько ещё эта вся тряхомудия протянется? — Это он спросил почти шёпотом, и я услышал в голосе его усталость и, кажется, страх. — Пусть бы закончилось поскорее так или иначе.
