Земле. Но обстоятельства изменились. Особенности существования на «Калачакре», величие нашего путешествия, потребность в духовном лидере на Гуге — все накладывает свой отпечаток. Наши предки такого и вообразить не могли.
Мудрее, чем была год назад, я проглатываю свой циничный зевок.
— Жребий свершится по воле Будды, — заключает Чжецун, — и я желаю тебе радости, чье бы имя ни выпало.
Он кланяется и делает три шага назад.
Лхундруб Гелек сияет улыбкой в сторону Чжецуна, и я всеми печенками чувствую, что Панчен-лама стал опекуном моего соперника, его наставником. Мама Карен Брин хранит невозмутимость, но уголки ее губ опущены, и складки прорисовались тяжелой тенью.
Я благодарю Чжецуна за любезность и хорошо отработанную речь. Похоже, он хотел чего-то еще — приглашения с моей стороны, прикосновения, — но у меня для него ничего нет, кроме зависти. Зависть душит меня, а я изо всех сил стараюсь превратить ее в позитивную энергию для удачного кармического воздействия на листки с именами в урне.
— Вам следует явиться в храм заблаговременно, — говорит Панчен- лама. — Тогда у вас будет время поклониться останкам Сакья Гьяцо.
Его слова наполняют меня радостью. До сих пор мне не давали разрешения посетить «Юцанг», но я знала, что мощи Далай-ламы выставлены для почитания.
Действительно ли я хочу увидеть его тело? Увидеть его?
Разумеется, да.
«Калачакра» потеряла многих людей на по пути к Гуге. Но лишь тело Далай-ламы подверглось бальзамированию. Из него удалили кровь при помощи троакаров, обработали самыми современными консервантами, наложили грим. Тела остальных умерших были выброшены в безвоздушный холод межзвездного пространства — жалкая пожива для вечно голодной ночи.
В Тибете скорбящие раскладывали останки своих умерших близких на камнях, что называлось «небесным погребением» или «раздачей милостыни птицам». Однако на корабле у нас нет стервятников — по крайней мере, пернатых. Возможно, отдавая плоть наших мертвых бесконечному квазивакууму, мы предложим пустоте достаточно щедрую жертву, чтобы улучшить нашу карму.
Но тело Сакья Гьяцо было помещено в раку, и вскоре, будучи одной из двух претендентов на его священный пост, я увижу его останки. Мощи просветленного и милосердного Далай-ламы, обрекшего меня на эгоцентрические муки.
* * *
В назначенное время (через шесть месяцев после приглашения Чжецуна) мы отправляемся в путь. Мы покидаем отсек «Амдо» и пересекаем весь отсек «Кхам» по тоннелям, пригодным как для пешей ходьбы при включенной гравитации, так и для передвижения по воздуху при выключенной. Генераторы искусственной гравитации включаются сообразно сложным расчетам, учитывающим интересы нашего долгого полета к Гуге. Правда, перебои в их работе нередко сбивают расчетный график. К счастью, мы все на «Калачакре» хорошо приспособились к отключениям гравитации, это нас не тревожит и не доставляет неудобств.
Обитатели «Юцанга» — предположительно, все они бодхисатвы — отказались от искусственной гравитации на все время проведения празднества золотой урны. Празднество продлится семьдесят два часа, а собственно церемония жеребьевки начнется в полдень среднего дня. Свой отказ они рассматривают как дар всем людям на «Калачакре»: и сонникам, и не-спящим призракам. Особенных лишений для себя они в этом не видят. А любое уменьшение нагрузки на генераторы, как говорит экономика кармы, на благо всем нам в последней фазе полета.
Вместе со мной в «Юцанг» идут Саймон Брасвелл и Карен Брин Бонфис, мои разведенные родители; советник Ти, мой самопровозглашенный регент; Лоуренс Лейк Ринпоче, мой наставник и доверенное лицо, не-спящий впервые за последние два года; Иэн Килкхор, мой телохранитель, второй наставник и друг. В одном из достаточно широких коридоров «Кхама» вдоль стен выстроились люди, желающие поприветствовать преемника Далай-ламы. Мы продвигаемся мимо них по одному, гуськом, а мужчины и женщины складывают ладони и склоняют голову в почтительном жесте намасте. По словам советника Ти, Чжецун Тримон и его сопровождающие прошли здесь восемнадцать часов назад, и их встречало меньше народу. Бодхисатве не следует испытывать радость от столь малого превосходства над соперником. Но я-то порадовалась. И что это говорит о моих шансах быть избранной в церемонии золотой урны? Ничего хорошего, полагаю.
Постепенно ряды приветствующих редеют. Мы входим в помещение пропускного пункта, где находится переходной люк между отсеками. Монах в темно-бордовом одеянии проверяет нас, врата открываются, и мы наконец попадаем в «Юцанг».
Я чувствую запахи поджаренного ячменя, ячменного пива чанг и резкий аромат благовоний, от которого у меня сжимается желудок. Люк закрывается за нами, как каменная плита, запечатывающая гробницу. Генераторы искусственной гравитации по эту сторону не работают. Мы медленно вплываем в помещение, оборудованное металлическими перилами и скобами-опорами для рук. Освещение здесь бледно-фиолетовое.
Когда переходишь из места, где есть гравитация, туда, где ее нет, такое ощущение, словно ноги выскальзывают из-под тебя. Но не так, как они разъезжаются у коровы на льду. На Земле астронавтов тренировали в самолетах — резкий спуск, сила тяжести на несколько секунд исчезает, и ноги отрываются от пола.
Мы плавно дрейфуем по воздуху. Из помещения ведут несколько тоннелей, но непонятно, какой из них выбрать. Собственно, непонятно только мне, это я здесь впервые. Но поскольку ни Килкхор, ни советник Ти не спешат направить меня, недоумение и гордость диктуют мне молчать. Еще один черный шар в мою корзину. Еще меньше шансов победить.
Перед нами, ярдах в пятнадцати или около того, возникает снежный барс: четвероногий призрак с желтыми глазами и серебристым мехом, словно тронутым инеем. Невзирая на отсутствие гравитации, ирбис выглядит так, как если бы он стоял всеми четырьмя лапами на каменном утесе. Он слизывает с угольно-черных губ последние крошки трапезы, смакуя вкус добычи — мелкого зверька, которого он сожрал вместе с косточками. Я вздрагиваю от неожиданности, и меня заносит вбок. Огромный кот дергает хвостом, разворачивается и прыжком ныряет в тоннель, который я бы сама не выбрала.
Килкхор смеется и подгоняет нас:
— Следуйте за ним. Здесь нет подвоха. Или вы ждете от святых людей предательства?
Он снова смеется — возможно, поймав в своих словах нечаянный намек на христианское таинство причастия.
Ларри и я замечаем его обмолвку. Замечает ли кто-то еще?
— Вперед, — настаивает Килкхор. — Барса отправили к нам как указание.
И мы следуем за иллюзорным ирбисом в глубь буддийской кроличьей норы. Мы перемещаемся по воздуху, плывем… как вдруг пол становится полом, потолок — потолком, и уже кажется, будто мы не летим, но идем.
Наш спуск или подъем занимает больше часа. Наконец мы выныриваем из коридора во внутреннем дворе храма Джоканг — точнее, его уменьшенного подобия, построенного для «Калачакры». Здесь нас радостно приветствуют Панчен-лама, настоятельница единственной женской обители «Юцанга» и пестрая
