Расселись в «Волге» Алексея, пропахшей кожей и антикомариным спреем. Машина выехала со стоянки фестиваля, провожаемая взглядами охранников и каких-то мрачноватых молодых людей.
Хутор Выселки встретил гостей тишиной и унынием. В нём сохранились только две хаты, ещё четыре стояли с провалившимися крышами, пугая туристов пустыми глазницами окон. Никто по единственной улочке хутора, заросшей травой, не бродил, лишь за домом с зелёным заборчиком копался в огороде мужичок лет семидесяти, лысоватый, сухой, с бородкой, одетый в тельняшку и застиранное трико. Он и оказался Федей Скоробогатовым, ответив на вопрос Вараввы хмурым взглядом из-под косматых седых бровей:
– Чего надоть?
– Добрый день, дядя Федя, – сказал Алексей. – Уделите нам пару минут?
– Чего надоть? – повторил вопрос старик, не спеша выходить с огорода ближе к штакетнику.
Варавва, чувствуя себя как при выходе на подиум: интуиция то и дело подавала сигналы тревоги, за ними действительно кто-то следил, сам подошёл ближе.
– Здравия желаю, Фёдор… э-э…
– Федей меня кличут.
– Майор Кашин, госбезопасность. Это журналистка из Перми, Евгения Дарницкая. Можно задать вам пару вопросов?
Старик воткнул лопату в землю, поднял с кирпича жестяной чайник, отпил из горлышка. Не торопясь, вышел к забору.
– Чекист, значить?
– Можно и так сказать. Вы уфолога Баркова знали?
– Уфолога? – Федя почесал пальцем бородку. – А-а… Ермолая, что ли? Ну, знаю.
– Он умер.
Старик мигнул, снова почесал бороду, на задублённое годами лицо его легла тень.
– Царствие небесное… как умер?
– Похоже, убили его, сегодня ночью. Он с вами по рекам плавал, на вашей лодке. Верно?
– Ну… было дело. По Вязовке плавали надысь.
– А можете показать, где он на берег выходил?
– Могеть, и показал бы, да не могу.
– Почему?
– Лодку у меня украли. Вчера заяву в полицию отволок, обещали найтить.
Варавва и Алексей переглянулись.
– Одно к одному, – тихо сказала Евгения.
– А далеко до места? – спросил Варавва. – Можно к нему по берегу подъехать?
– Так-то напрямую недалеко, версты две, Вязовка там в Сылву впадает, а по берегу не подъехать, болото.
– Мне говорили, что там возвышение рельефа, берег обрывистый, скалы.
– Ну, скопинский порог там, к нему только пёхом можно добраться, через урочище. Болото щас подсохло, могёть, и доберётесь.
– Не покажете дорогу?
– Не ходок я, артрит замучил.
– Что ж, спасибо за информацию.
Евгения побрела к машине. Мужчины последовали за ней.
– Эй, майор, – послышался голос хозяина дома.
Варавва оглянулся.
– Не ходите туда, – сиплым голосом посоветовал Федя. – Пропадёте ни за грош.
– Это почему?
– Духи в тех местах злые гнездятся, не любят тех, кто их покой без надобности нарушает. Могёть, и Ермолая они сгубили.
– Благодарю за предупреждение.
Усаживаясь в кабину «Волги», Алексей сказал убеждённо:
– Федя что-то знает, да говорить не хочет.
Варавва промолчал. Его мнение совпадало с мнением лейтенанта.
– Его припугнули.
– Возможно. Может, если умело допросить, он расколется?
– Умело – это как?
Алексей отвёл глаза.
– Есть способы… вы знаете… сыворотку можно ввести.
– Способы есть, пытки называются. Да мы не палачи, лейтенант.
Лицо Алексея пошло пятнами, он сделал официальный вид:
– Что будем делать, товарищ майор?
Варавва посмотрел на отрешённое лицо Евгении.
– Наше положение становится совсем зыбким. Женя, давайте мы отвезём вас в Усть-Кишерть, вам здесь лучше не оставаться.
– А вы?
– Я попробую найти подходы к скалам, где побывал Барков, отыскать свидетелей убийства. Найду лодку, спущусь по Сылве в место впадения Вязовки.
– Я с вами.
– Но это может быть опасно!
Глаза Евгении загорелись упрямым блеском.
– Я с вами.
Варавва встретил понимающий взгляд Алексея.
– Рискнём?
– Как прикажете, – дипломатично ответил лейтенант.
Село Усть-Кишерть, райотдел полиции. 25 августа, деньПообедав, Чешко вызвал капитана Шульмана.
– Есть новости? – спросил он, наливая в стакан кефир из пакета.
– Ждём запуска, – коротко ответил сухолицый зам.
– Что москвич?
– Шатается вокруг и около. Следим.
– Он опасен.
– Да ладно, одни амбиции.
– Говорю тебе, он опасен! И начинает догадываться, что мы спускаем дело на тормозах.
– Он один, а один в поле не воин, как известно. В крайнем случае пригрозим, чтоб не путался под ногами, а не уймётся – уберём.
– Тогда сюда нагрянет десант из «конторы».
– Не нагрянет, мы вывезем майора за пределы зоны. К тому же нам осталось ждать всего двое суток максимум. Зверь активируется, и мы спокойно уберёмся отсюда.
– Твоими устами – да мёд пить, Десятый!
В дверь кабинета постучали, вошли Борщевский, как всегда угрюмо-недовольный чем-то, и Супрун, его помощник по особым поручениям.
– Что обсуждаем?
– То же, что и вчера. Ситуация ухудшается, – буркнул Чешко, едва не облив китель кефиром. – Чёрт! Руки дрожат, как у алкоголика.
– Твой носитель и был алкоголиком, – презрительно выпятил губы следователь. – Десятому могли бы дать носителя получше. Я на это твоё пузо смотреть не могу!
– Чешко был ближе всех к зоне.
– Да понимаю!
Полковник с досадой бросил пустой пакет в корзину для бумаг.
– Предлагаю увезти тело в Усть-Кишерть, и чем быстрее, тем лучше. Меньше народу будет тереться у Молёбки.
– Закончим процедуры – увезём.
– Сегодня к вечеру!
– Сделаем. Я бы ещё и журналистку эту придавил где-нибудь по-тихому. Она наверняка что-то знает и может растрепаться майору. А он и так взял стойку.
– Вечером мы с ним поговорим.
Зазвонил телефон Шульмана.
– Секунду, – сказал он, поднося к уху айфон. – Слушаю.
Возникла пауза. Лицо капитана стало мрачнеть.
– С кем?.. понятно… нет, следите пока. – Шульман прикрыл трубку рукой. – Кашин на хуторе, разговаривает с лодочником.
– Говорил же – надо было его мочить! – выдал хищную улыбку Супрун.
– Что будем делать, господа наездники?
Следователь бросил тяжёлый взгляд на потеющего Чешко.
– Доигрались, герр гауптштурмфюрер? Кто будет расхлёбывать кашу, если майор начнёт копать глубоко?
– Его надо… – начал Супрун.
– А если он и в самом деле не один?
– Парнишка при нём – из наших местных чекистов.
– Я не о парнишке.
