- Ты здесь зачем, Джейк? - сказала она.
Чары были нарушены.
- Хотел тебя повидать, - ответил я и тут же постарался не смотреть на нее и собраться с мыслями. Я окинул взглядом комнату. В ней громоздились кучи всевозможных предметов, местами доходившие до потолка, Все содержимое этой комнаты было в каком-то смысле однородно и слитно, оно, казалось, липло к стенам, как варенье в начатой банке. А между тем чего тут только не было! Точно огромный игрушечный магазин, в который попала бомба. На первый раз я успел заметить валторну, лошадь-качалку, набор жестяных дудок в красную полоску, шелковый китайский халат, несколько ружей, яркие шали, плюшевых мишек, стеклянные шары, связки бус и других украшений, вогнутое зеркало, чучело змеи, множество игрушечных зверей и несколько железных сундуков, из которых выглядывали и свисали костюмы всевозможных цветов и оттенков. Изящные, дорогие игрушки лежали вперемешку с хламом из рождественских хлопушек. Я опустился на ближайшее сиденье - им оказалась спина лошади-качалки - и продолжал осмотр.
- Что это за диковинное место? - спросил я. - Чем ты теперь занимаешься, Анна?
- Да всем понемножку, - сказала Анна. Она всегда так говорила, если хотела что-нибудь от меня утаить. Я видел, что она нервничает: говоря, она все время брала в руки то ленту, то шарик, то длинный кусок брюссельских кружев.
- Как ты разыскал меня? - спросила она.
Я сказал.
- Зачем ты пришел?
Мне не хотелось пускаться в банальный диалог из вопросов и ответов. Не все ли равно, зачем я пришел? Я и сам не знал зачем.
- Меня выгнали с квартиры. - Это было не очень вразумительно, но ничего, кроме правды, как-то не пришло мне на ум.
- Вот как? - сказала Анна. Потом спросила: - Что ты поделывал все эти годы?
Я пожалел, что мне нечем ее удивить, но опять на ум мне пришла только правда.
- Немножко переводил, - сказал я. - Немножко работал на радио. В общем, просуществовал.
Но я видел, что Анна не слушает моих ответов. Она взяла со стола пару красных перчаток, надела одну из них и, не глядя на меня, натягивала и разглаживала пальцы.
- Встречал за последнее время кого-нибудь из общих знакомых? - спросила она.
Я почувствовал, что на такой вопрос ответить не в силах.
- Какое кому дело до общих знакомых?
Что может быть мучительнее встречи после долгой разлуки, когда все слова падают на землю, как мертвые, а дух, который должен бы их оживлять, парит в воздухе, лишенный плоти? Мы оба ощущали его присутствие.
- Ты совсем не изменился, Джейк, - сказала Анна.
И верно, я выглядел почти так же, как в двадцать пять лет.
Она добавила:
- Жаль, что не могу сказать того же о себе.
- Ты выглядишь очаровательно.
Анна засмеялась и взяла в руки венок из искусственных цветов.
- Бог знает, на что похожа эта комната, - сказала она. - Я все собираюсь навести здесь порядок.
- И комната очаровательная.
- Ну, если ты _это_ называешь очаровательным...
Она упорно не смотрела на меня. Еще минута - и мы будем беседовать спокойно, как двое старых знакомых. Этого я не намерен был допустить. Я посмотрел на нее. Среди упоительного хаоса шелков, зверей и всяких невообразимых предметов, достигавших ей чуть не до пояса, она казалась очень умной русалкой, выходящей из многоцветного моря; но через минуту она ускользнет от меня. Внезапно и мгновенно я осознал необычность всего этого дня; и тут же меня осенило. В прежние времена в гостиную Анны в Бэйсуотере смотрело столько чужих окон, что укрыться от них можно было лишь в одном уголке и притом на полу. Когда мне хотелось целовать Анну, я мог делать это только там. Тогда же я, не вполне бескорыстно, преподал Анне основы дзюдо, и так у нас повелось, что, приходя, я хватал ее за руку, бросал в тот угол и целовал. Сейчас память об этом возникла во мне подобно вдохновению, и я двинулся к Анне. Я взял ее за запястье, на миг увидел совсем близко ее распахнутые тревогой глаза, а в следующую минуту я уже бросил ее, очень осторожно, на груду бархатных костюмов в углу комнаты. Колено мое ушло глубоко в бархат рядом с ней, и на нас дождем посыпались шарфы, кружева, жестяные дудки, мохнатые собаки, маскарадные шляпы и еще невесть что. Я поцеловал Анну.
Глаза ее все еще были распахнуты, губы полураскрыты, с минуту она лежала в моих объятиях жесткая, как большая кукла. Потом она засмеялась, я тоже засмеялся, и оба мы долго смеялись от облегчения и радости. Я почувствовал, как она вздохнула и обмякла, тело ее стало округлым и податливым, и мы поглядели друг другу в лицо и улыбнулись долгой улыбкой доверия и узнавания.
- Анна, родная моя! - сказал я. - И как я только мог без тебя жить! - Я нащупал какой-то сверток расшитого шелка и подсунул ей под голову вместо подушки. Она откинулась на него, долго смотрела на меня, а потом притянула к себе.
- Я много чего хочу рассказать тебе, Джейк, только сейчас, кажется, не могу. Я страшно рада тебя видеть. Ты ведь и сам это видишь, да? - Она заглянула мне в глаза, и я почувствовал знакомое дуновение теплого, пряного ветра. Конечно же, я в этом не сомневался.
- Жулик ты! - сказал я.
Анна подсмеивалась надо мной - так бывало всегда.
- Значит, какая-то женщина дала тебе отставку? - Она всегда наносила ответные удары.
- Ты же знаешь, что могла бы сохранить меня навсегда, если бы захотела. - Я не собирался ей это спустить, да и слова мои были более или менее правдой. - Я тебя любил, - добавил я.
- Ах, любовь, любовь! - сказала Анна. - Как мне надоело это слово. Что значила в моей жизни любовь, кроме скрипа лестниц в чужих домах? Что мне дала вся эта любовь, которую мне навязывают мужчины? Любовь - это преследование. А я хочу одного - чтобы меня оставили в покое, дали немножко полюбить самой.
Я хладнокровно глядел на нее, окружив ее голову руками, как рамкой.
- Если б ты хоть раз ощутила отсутствие любви, ты не стала бы от нее так отмахиваться.
Теперь она не отводила глаз, и во взгляде ее было что-то бесстрастное и оценивающее, чего я раньше не замечал.
- Нет, в самом деле, Джейк, - сказала она. - Все эти разговоры о любви так мало значат, Любовь - не чувство. Ее можно проверить. Любовь - это поступки, это молчание, тишина. Это вовсе не эмоциональные уловки и борьба за обладание, как тебе когда-то казалось.
Я нашел, что это глупые слова.
- Но любовь и означает обладание, - сказал я. - Ты бы это знала, если б имела понятие о неудовлетворенной любви.
- Нет, - неожиданно сказала Анна. - Неудовлетворенная любовь означает понимание. Только если есть полное, полное понимание, любовь, даже неудовлетворенная, остается любовью.
Я не слушал эту серьезную тираду - мое внимание задело слово "тишина".
