Я нашел, что это глупые слова.
- Но любовь и означает обладание, - сказал я. - Ты бы это знала, если б имела понятие о неудовлетворенной любви.
- Нет, - неожиданно сказала Анна. - Неудовлетворенная любовь означает понимание. Только если есть полное, полное понимание, любовь, даже неудовлетворенная, остается любовью.
Я не слушал эту серьезную тираду - мое внимание задело слово "тишина".
- Что это за театр, Анна?
- Вот это как раз одна из тех вещей, Джейки, которые очень трудно объяснить. - Я почувствовал, как руки Анны сошлись у меня на пояснице. Она прижала меня к себе, а потом добавила: - Это маленький эксперимент.
Фраза эта меня резанула. Не похоже было, что ее произнесла Анна. Тут звучал чей-то другой голос. Я решил свернуть с этой дорожки.
- Как твое пение? - спросил я.
- О, с пением покончено. Я не буду больше петь. - Взгляд Анны улетел за мое плечо, и она разняла руки.
- Бог с тобой, Анна, почему?
- В общем, - сказала Анна, и опять я почувствовал в ее тоне что-то искусственное, - мне не по душе зарабатывать деньги таким способом. Петь, как я, - это очень уж... - она поискала слова, - неприкрыто. В этом нет правды. Попросту пускаешь в ход свое обаяние, чтобы соблазнять людей.
Я взял ее за плечи и встряхнул.
- Ты сама не веришь в то, что говоришь! - воскликнул я.
- Верю, Джейк! - Анна бросила на меня чуть ли не умоляющий взгляд.
- А театр? - спросил я. - При чем тогда театр?
- Это чистое искусство. Очень простое и очень чистое.
- Анна, кто тебя обработал?
- Джейк, ты всегда был такой. Стоило мне сказать что-нибудь, что тебя удивляло, и ты говорил, что кто-то меня обработал.
К концу нашего разговора она положила руку мне на плечо, так что ей были видны ее часы, и я заметил, что время от времени она скользит по ним взглядом. Это меня взбесило.
- Перестань смотреть на часы! - сказал я. - Ты меня не видела несколько лет. Неужели ты не можешь уделить мне немного времени?
Я догадался, что очень скоро Анна намерена прервать наш tete-a-tete. Встреча наша шла по расписанию, о котором она ни на секунду не забывала. Вся жизнь Анны шла по расписанию; без часов она пропала бы, как монахиня. Я схватил запястье с часами и сжимал, пока она не стала морщиться от боли. Теперь она смотрела на меня пристально, тем ясным, вызывающим взглядом, который я помнил и любил с давних пор. Так мы с минуту глядели друг на друга. Мы хорошо друг друга знали. Я не выпустил ее рук, но ослабил хватку и поцеловал ее. Тело ее опять затвердело, но теперь было так, словно от меня ему передалась какая-то сила, и оно, как жесткая ракета, за которую я цеплялся, стремительно неслось в пространстве. Я целовал ее напрягшуюся шею и плечо.
- Джейк, мне больно, - сказала Анна.
Я отпустил ее и без сил лежал у нее на груди. Она гладила меня по волосам. Мы долго лежали молча. Вселенная отдыхала, как большая птица.
- Сейчас ты скажешь, что мне надо уходить, - сказал я.
- Да. Вернее, мне самой надо уходить. Встань, пожалуйста.
Я поднялся с таким чувством, точно восстал от сна, и посмотрел на Анну. Она лежала среди пестрого хлама, как сказочная принцесса, свалившаяся с трона. Грудь и бедра тонули в шелках. Длинные волосы растрепались. Минуту она лежала неподвижно, и даже по выгнувшейся в подъеме ноге было видно, что она ощущает мой взгляд.
- Где твоя корона? - спросил я.
Анна порылась в груде шелков и извлекла золоченую корону. Мы рассмеялись. Я помог ей встать, и мы смахнули с ее платья крошки мишуры, золотую пыль и блестки.
Пока Анна причесывалась, я бродил по комнате и все разглядывал. Мне сразу стало легко. Я знал, что еще увижусь с Анной.
- Объясни мне, что это за театр, - сказал я. - Кто здесь играет?
- Главным образом любители. Все мои знакомые. Но тут нужна совсем особая техника.
- Да, я это понял.
Анна быстро оглянулась на меня.
- Так ты входил в театр?
- Да, на одну минуту. А разве нельзя? Зрелище очень внушительное. Это что-то индийское?
- Связь с Индией есть, но по существу это нечто самостоятельное. - Я видел, что Анна думает о другом.
- Вот этот предмет бутафории вам едва ли понадобится, - сказал я, указывая на "гром".
На всякий случай поясню, что "гром" - это тонкий металлический лист величиной в два-три квадратных ярда; если его тряхнуть, он и правда громыхает, как далекие раскаты грома. Я подошел к нему.
- Не трогай! - сказала Анна. - Да, мы его продадим.
- Анна, ты не шутила насчет своего пения?
- Нет, - сказала она. - Это безнравственно. - И опять у меня появилось странное чувство, что я вижу человека в плену у какой-то теории.
- Только очень простые вещи можно выразить без фальши, - добавила она.
- То, что я видел в театре, было не просто.
Анна развела руками.
- Зачем я тебе понадобилась?
Вопрос этот вернул меня на землю. Я ответил осторожно:
- Я хотел тебя видеть. Это ты знаешь. Но, кроме того, я должен решить, где мне жить. Может, ты мне посоветуешь. Здесь, наверно, мне нельзя поселиться? Где-нибудь на чердаке, например?
Анна поежилась.
- Нет, это невозможно.
Мы глядели друг на друга, быстро соображая.
- Когда я опять тебя увижу? - спросил я.
Лицо Анны стало жестким и отчужденным.
- Джейк, оставь меня на некоторое время в покое. Мне много о чем нужно подумать.
- Мне тоже. Могли бы подумать вместе.
Она улыбнулась бледной улыбкой.
- Если ты мне понадобишься, я тебя позову. Вполне вероятно, что так и будет.
- Надеюсь, - сказал я и записал ей на клочке бумаги адрес Дэйва. Предупреждаю, что если я не понадоблюсь долго, то явлюсь и без зова.
Анна опять смотрела на часы.
- Можно тебе написать? - спросил я. Опыт говорил мне, что если женщина сколько-нибудь заинтересована в том, чтобы сохранить свою власть над вами, то в этом она не откажет. Это связывает, не компрометируя. Анна, знавшая мое мнение на этот счет, как, впрочем, и насчет почти всех других предметов, внимательно поглядела на меня, и оба мы улыбнулись.
- Ну что ж, - сказала она. - Можешь писать на адрес театра.
Теперь она, легонько хмурясь, собирала свои вещи. Мне пришло в голову, что она озабочена тем, как бы незаметно выпроводить меня отсюда.
- Мне и сегодня негде спать, - сказал я (первая ложь). - Можно, я переночую здесь?
Анна опять бросила на меня внимательный взгляд, прикидывая, в какой мере я разгадал ее мысли. Помолчав, она сказала:
- Хорошо. И не провожай меня вниз. Только дай мне слово, что не будешь тут рыскать и завтра уйдешь рано утром.
Я дал слово.
- Посоветуй, где мне жить. Анна.
Я подумал, что раз она позволила мне переночевать в театре, то, может быть, смягчится и насчет чердака. Анна прибрала на столе и заперла ящики.
