— Проблема на самом деле, — ехидно сказала жена, — в том, что Ладу нужна нормальная одежда. У тебя тут холодно. И чем ты его кормил? Морковью? Ах, Володя! — В последние два слова Мария Алексеевна умудрилась вложить очень многое: и порицание старому дурню, пытающемуся обмануть жену, и оценку этих попыток как заведомо безуспешные, и то, что кормить гостя сырыми овощами — свинство и безобразие. — Лад, вы, наверное, не наелись?
— Да, откровенно говоря... Мне очень неловко, но относительно каши идея у них недурная.
— Лад, подождите минутку, — Маша приложила ладонь к груди, — сейчас все будет. А ты дай ему пока, что ли, твой шарф закутаться. И камин сделай потеплее.
Пока Маши не было, Лад читал главу о домовых: разгуливал по тач-скрину, перешагивая через строчки и босой пяткой нажимая на кнопки или движок — этот прием он освоил еще в лаборатории, пока решал тесты, а теперь, когда координация понемногу налаживалась, у него получалось совсем ловко. Владимир Данилович пытался вспомнить, что же в этом роде было у Свифта — не мог ведь Лемюэль Гулливер в Бробдингнеге работать на великанской клавиатуре, многое он повидал в своих путешествиях, но только не компьютер. Наконец вспомнил: играл на рояле двумя дубинками. Сыграл простую песенку и весь взмок. Ну что ж, мы-то, если будет надо ему что-то писать, просто уменьшим изображение клавиатуры на экране, чтоб была вот такусенькая... Только хватит ли чувствительности и разрешения у скрина, пальцы ведь маленькие?
Бред, полный бред — женское мышление оказывалось заразным. Но вот поди ты, вся его аргументация в пользу серьезности проблемы, все компетентные рассуждения о несчастной судьбе клонированного человека с отклонениями в развитии почему-то потеряли угрожающую силу. Было как в детстве, когда он с трудом набирался мужества рассказать маме о неимоверно сложной ситуации в школе, а мама бросала, не отрываясь от монитора: «Ну и скажи Полу, что он болтун и врун, а перед Суреном извинись», — и маленький Влад внезапно понимал, что снова можно дышать и жить.
Ну, домовой, или даже пусть Домовой с прописной буквы. Будет у нас в доме свой Домовой. Не мистический полтергейст, а вполне реальный, наш домовик, дедушка-суседушка, маленький двойник хозяина. И прекрасно! Кошки у нас нет, собаки нет. Поселится у меня в кабинете, по ночам станет гулять в коридоре. Или можно чердак ему отдать, все равно там барахло одно. Летом будет в сад вылезать... Да с чего я решил, что он будет несчастен? При таком раскладе это от меня же и зависит.
Будет жить у нас, и точка. Если внуки про него кому расскажут — все решат, что малыши фантазируют. Научу его прятаться, оборудуем потайные местечки. Да, в конце концов, мало ли что у меня дома? В своем частном владении что хочу, то и ворочу. У коллеги Бориса вон полный террариум рогатых гадюк, а у меня всего-навсего домовой. Один нюанс: у Борьки на гадюк есть разрешение...
Дверь открылась, и вошла Маша с пиалой, в которой дымилась рассыпчатая гречневая каша, и с золоченой кофейной ложечкой.
— Кушать подано. Пока каша стынет, Лад, подите-ка сюда, я с вас мерку сниму.
Шить Мария Алексеевна умела и любила. На юбилей домочадцы ей подарили польскую швейную машину последнего поколения, со сверхмощным процессором и обширной памятью.
— Ну, сейчас надо что-то сделать по-быстрому. Значит, так: футболка, джемпер, штаны домашние, пока одни, и, прошу прощения, трусов три-четыре пары. А вот насчет носков и обуви ума не приложу…
— С Наташиных кукол ничего не подойдет? — брякнул Владимир Данилович, непонятно отчего раздражаясь. Маша несколько секунд глядела на него, потом ответила:
— Нет, едва ли.
— Маша, не помню, говорил ли я тебе, но эксперимент был незаконным.
— И что?
— Как это — «и что»? Ты, позволь спросить, понимаешь, о чем речь?
— Может быть, и нет. Вот и спрашиваю. Эксперимент незаконный, и что дальше?
— Дальше дело пахнет судом. Для экспериментаторов и, может быть, для меня.
— Судом? Но, Лад, разве вы недовольны, что появились на свет?
Владимир Данилович закашлялся от возмущения. Лад же ответил спокойно, с улыбкой:
— Я? Да как бы я мог быть недоволен? «It would be better for me not to exist» — in what sense «for me»?»
Профессор Викторов поперхнулся вторично. «Что значит «лучше бы мне не жить»? В каком смысле «мне»?» — автор этих слов был популярен в России в конце прошлого века, но позднее его вытеснили отечественные философы прежних и новых времен. Сам Владимир Данилович в молодые годы читал К.С.Льюиса на языке оригинала, по сей день сохранил к нему симпатию и даже вставлял в лекции афоризмы вроде «они животные, и тела у них влияют на душу» — хотя и не надеялся, что хотя бы один из слушателей знаком с источником. Выходит, ошибался. ЭТОЙ цитаты в лекциях не было и быть не могло — ни малейшего отношения к практической эмбриоинженерии она не имеет. Следовательно, хотя бы один из слушателей, точнее, одна... А я-то собирался принять снотворного и залечь спать перед трудным днем. Не судьба.
— Маша, у меня к тебе просьба. Вы шейте, ешьте, ложитесь спать. А мне свари, пожалуйста, кофе.
Утреннюю лекцию никто не отменял. Он проспал часа два, а потом пришлось вставать. Лад, облаченный в футболку и батистовые семейные трусы, уютно дрых в ящике стола, на кипе носовых платков. Проблему туалета пока решал крысиный контейнер со сменяемым впитывающим дном, а Маша обещала сегодня же заказать биотуалет для кошек. Быт налаживался.
У двери кабинета его поджидали. Аня Фролова, — на ловца и зверь бежит! — умеренно подкрашенная, мило причесанная, в синем костюмчике, и рядом с ней незнакомый парень.
— Здравствуйте, Аня, — сказал Владимир Данилович. – Очень кстати: я хотел бы задать вам несколько вопросов.
— Владимир Данилович! — жалобно сказал ее спутник, и только тут профессор Викторов узнал Нефедова.
Коротко остриженный, гладко выбритый, чисто умытый, в обыкновенных джинсах и белой майке — сокрушающий молот поднялся на Ниневию. Ах да, я же им велел сходить на страничку юристов, ознакомиться с прецедентами. А там и картинки, и газетные статьи, и приговоры, и протоколы исследований, и экспертные заключения... Психопатка Джонсон, Лебедева и Лебедев, Дороти и Джеймс Хантингтон — ведь наши малолетние демиурги ничего этого не знали, они в то время в песочницах ползали, а потом эти дела поднадоели и забылись, так что теперь им оно было как откровение. Ну-ну.
Сегодня утром Владимир Данилович окончательно понял, что, если это будет зависеть от него, суд не состоится. Но обрадовать молодых людей не спешил. Пускай поволнуются — в другой раз будут думать, что делают. Да и рановато, еще неизвестно, как все выйдет.
