Веккер повернулся, сидя в своем пилотском кресле. «Вы бледны, госпожа доктор!»
— Простите?
Анне была слишком удивлена, чтобы ответить сразу. Он наблюдал за ней? Показала ли она свою слабую сторону? Чтобы скрыть свое смущение, она насмешливо улыбнулась. «Бледны, вы считаете? Может быть. Считайте, что это бледная зависть Вашему поэтическому таланту».
Веккер засмеялся.
— Старая народная песня народа памирских гор, не моя собственная выдумка. Пришло мне на ум, когда я увидел, как там внизу — он постучал ногой по алюминиевому полу вертолета — появились первые вершины гор.
— Которые определенно существенно отличаются от Вашего Памира. — Анне была рада, что отвлечь разговор от себя. Но как она могла искусно направить его в желаемом направлении?
— Существенно. Но если подумать… — Веккер вздрогнул. — Хоп ля, а вот и «крылатые кошки»!
Вертолет нырнул в гряду облаков. Видимость ухудшилась на удивление быстро. Геолог снизил скорость полета и дал понять сожалеющим пожиманием плеч, что он должен сконцентрироваться на управлении и прекратить беседу.
Небольшая передышка пришлась Анне совсем кстати. Она чувствовала, что она не могла сконцентрироваться на разговоре с Веккером, пока ее мысли вращалась вокруг странных ночных событий. Она закрыла глаза и слушала монотонное жужжание пропеллера. Она устала! Недосып давал о себе знать. Только не засыпать! Лучше всего было, если она попыталась вызвать в память ночные события.
Поздним вечером — за иллюминаторами, конечно, было еще так же светло, как и во время посадки, потому что настоящие лунные сумерки наступали лишь через несколько дней — она еще говорила с Бронстайном о напряженных отношениях между Веккером и Вестингом. Бронстайн не делал тайны из своего раздражения. Это был скандал, как необдуманно действовал Веккер, как мало заботили его последствия его дисциплинарного нарушения. Где же его чувство ответственности — и его политический инстинкт?
— Политический инстинкт? Что Вы хотите этим сказать? — спросила Анне.
— В конце концов у нас интернациональная экспедиция, а он не только ученый, но и советский гражданин, комсомолец!
Она поняла намек. Но не преувеличивал ли Бронстайн? Мысль о том, что в резкой вспышке Вестинга резонировало совершенно определенное предубеждение или том, что поведение Веккера могло вызвать такое предубеждение, показалась ей ошибочной. Вспышка указывала просто на нервозное изнеможение, в худшем случае на эмоциональное волнение, которое подпитывалось противоречиями характера. Темперамент Веккера, его нетерпение, его тон частенько могли раздражать осмотрительного товарища, но он молчал и удивленно созерцал его раздражение. Тем более было необходимо позаботиться об этом. Она обратится к совести Веккера.
Бронстайн принял ее предложение не так чтобы с восхищением.
— Устроить для Веккера разведывательный полет? Пара дней домашнего ареста были бы гораздо полезнее.
— Сначала попробуем так, — сказала Анне. Затем она пошла в свою каюту. Она сонно села на кровать и медленно разделась.
И затем вдруг началось это…
В каюте Анне царил полумрак. Ковер и вытравленные коричневые книжные полки приглушали свет. Рифление старинного абажура, который она сохранила на борту, отбрасывало расплывчатые тени.
Взгляд Анне сонно скользил по стулу, на котором с самого раннего утра еще лежала пижама, и ящику с бельем с голубым текстурным рисунком. Полулежа она сняла юбку и чулки. Как только она хотела снять через голову пуловер, ей показалось, что заморгал свет и стало светлее. Затем ей все представилось в искаженной перспективе: кровать укороченной, книги на полке подвинулись словно сплющенные. Она провела рукой по лбу и улыбнулась. И ее нервы тоже сдавали. Не удивительно, после такого дня.
Она разделась полностью и взяла полотенце из ящика с бельем. В ванной пахло «Флоридой Эйр». Это был экстракт Вестинга. Астрохимик принимал ванну так часто, как только мог, и всегда брился два раза в день. С гигиеной он поступал так же, как с наукой.
Анне не стала ждать, пока наполнится ванна. Она вытянулась и смотрела за тем, как вода постепенно поднималась, касаясь ее бедер и тела. Теплая влага приятно обволакивала ее, и она хотела бы уснуть прямо здесь.
По крайней мере закрыть глаза…
Яркое мерцание пробудило ее из полусна. Она вздрогнула и оглянулась. Лампа на потолке светилась матовым светом. Иллюминатор и дверь были закрыты. Значит, снова галлюцинация! Ей срочно было необходимо уснуть.
Когда она поднялась из ванны, чтобы взять мочалку, которую она оставила на табуретке в ванной, мерцание началось снова. И на этот раз она сразу почувствовала, что она воспринимала не глазами. Она вытянула руки и повернула мокрые ладони вверх. Осязание кожей!
У Анне был «феномен кончиков пальцев» как и у дюжины других людей во всем мире. В этом не было ничего необычного. Это могло быть рудиментом из серой глубокой древности или вызвано лишь особенной чувствительностью — по-прежнему невыясненный вопрос для специалистов. Ощущение кожей было для нее интересным времяпровождением. Она тренировала его при случае, но никогда не стремилась к мастерству. Печатный текст она разбирала с трудом.
Но теперь она стояла перед ванной с закрытыми глазами и растопыренными пальцами и видела, словно сквозь завесу из грубой ткани, даже отдаленные предметы: махровое полотенце на табуретке, массажная кровать, пол, иллюминатор.
Это был не пространственное охват; напротив, все казалось двухмерным, совсем близким, проецированным на воображаемый экран. Удаленность угадывалась по размытости контуров и размытостью цветов.
Пару секунд Анне стояла словно оглушенная. Затем в ней проснулся дух исследователя. Несомненно, она переживала секунды, в основе которых был случай, который больше не представится, и она, несмотря на свою усталость, решила использовать возможность. Насколько хватало радиуса действия ощущения кожей? На каком расстоянии оно воспринимало предметы?
Медленно, шаг за шагом, Анне двигалась с закрытыми глазами, и это было, словно она вошла в картину. Она подошла к двери, открыла ее и вошла в коридор.
Она шла словно лунатик.
Растопыренные пальцы, при помощи памяти о пространственном зрения, указывали ей путь на мостик. Она узнала компьютер и фосфоресцирующие цифры больших бортовых часов, глобус звездного неба и пульт управления. Звездные карты на стенах она воспринимала как темные плоские предметы. В передней, приближающейся по параболе части мостика, зеркальный телескоп и рабочий стол Вестинга расплывались в бесцветную кашу.
