Участок, несмотря на мрачную атмосферу, казался более реальным, чем квартира Талискера. Стены здесь всякого навидались на своем веку.
Малки был не более чем тенью своего потомка, и все равно его присутствие утешало. Приятно иметь за спиной верного друга. Призрак шел рядом с арестованным в мрачном молчании, настороженно оглядываясь, то и дело касаясь рукояти меча.
Оставшись на несколько минут один в комнате для допросов, Талискер положил голову на прохладную поверхность стола из огнеупорной пластмассы. Кажется, именно сюда его привели пятнадцать лет назад. Пахло так же рвотой и политурой, отчаянием, вырванными из жизни годами, незаслуженным позором. И все-таки ему удавалось сохранять внешнее спокойствие.
Малки побегал туда-сюда по комнате, а потом остановился перед Талискером и заявил все с тем же чудовищным акцентом:
- Выйди из оцепенения, Дункан. Они должны понять, что арестовали невиновного.
- Что я могу поделать, Малки? Что мне им сказать?
- Не знаю. Но ты уже бежишь - ну, не в физическом смысле слова... Сдаешься, иными словами. Меня это просто бесит.
Воцарилось молчание. Оба мужчины смотрели себе под ноги. Когда в коридоре послышались шаги, Малки встрепенулся.
- Слушай, ты не можешь просто заявить, что был со мной?
- Не говори чепухи, - раздраженно ответил Талискер.
Дверь распахнулась, и вошел незнакомый полицейский, следом за ним Чаплин с подносом в руках. Рядом с чашками кофе лежала пачка сигарет "Джи-пи-эс".
Чаплин явно нервничал, из-за ситуации в целом или из-за присутствия другого полицейского - сказать было трудно. Он повозился с кассетами, потом раздал кофе, как радушный хозяин, принимающий гостей. Убедившись, что магнитофон включен, посмотрел прямо в глаза Талискеру. Тот даже не моргнул. Все начинается сначала, да?
- Мистер Талискер, это старший инспектор Стерлинг. Он решил поприсутствовать на нашей... милой встрече, потому что, по его мнению, в данном случае я могу быть пристрастен.
Талискер перевел взгляд на незнакомого следователя. Невысокий, с черными горящими глазами и аккуратно подстриженными усиками, он очень напоминал лучшего героя Агаты Кристи - Пуаро. Дункан почти улыбнулся ему и тут понял, что на лице старшего инспектора написано: "Виновен". Однако глаза тот не отвел, за что Талискер его зауважал.
- Пристрастен? Потому что посадил меня за решетку пятнадцать лет назад? Потому что добился признания от невиновного человека? Не льсти себе - ты просто помог им сделать из меня козла отпущения. На эту роль годился любой. Мне не давали спать тогда трое суток подряд. Я признался после семидесяти шести часов бодрствования. - Талискер криво усмехнулся. - Я признался бы в убийстве Джона Ф. Кеннеди, если бы меня о нем спросили. Что ты имеешь в виду? Что в некотором роде тебе не совсем на меня наплевать? Или это новая уловка? Иди в задницу, Алессандро. Не верю, что тебе есть до меня дело.
Чаплин коснулся резинки, стягивающей его волосы в хвост. Талискер помнил эту привычку; выходит, инспектору стало не по себе.
- В один прекрасный день, Чаплин, я докажу свою невиновность. - Голос звенел от сдерживаемых эмоций. Он с трудом сглотнул. - И что тогда? Компенсируешь мне потерянное время? Купишь кружку пива, извинишься? Скажешь, что всего лишь делал свою работу? Разве не так оправдывались нацисты на Нюрнбергском процессе?
Чаплин резко поднялся, и пластиковые ножки стула противно заскрипели. На виске инспектора билась синяя жилка, на скулах играли желваки.
- По-моему, - наклонился вперед Стирлинг, - там говорили, что просто исполняли приказы.
Талискеру не дали возможности ответить.
- Извинюсь? - прошипел Чаплин. - Буду сожалеть?.. Да. Верно. Скажите, мистер Талискер, полагаете, вы один, кому дали пятнадцать лет? - Он навис над арестованным так, что тот чувствовал запах одеколона, исходящий от него. - Позвольте сообщить вам, мистер Талискер, что есть и другие виды тюрьмы.
- Чушь собачья.
Чаплин развернулся, отошел в другую часть комнаты и закурил сигарету. При этом он прошел прямо сквозь Малки, который стоял за его спиной.
- Ничего, что я здесь? - съязвил горец.
- Я считал, - начал Чаплин, - что ты невиновен, Талискер. Удивлен? Думал, никто тебе не верит? Ну так вот, я верил. - Он сделал паузу, чтобы дать собеседнику хорошо осознать последнюю фразу, потом глубоко затянулся сигаретой и продолжил: - Это был сущий ад. Может, ты и через худшее прошел, не спорю, но мне пришлось не сладко.
- Это имеет отношение к делу, инспектор Чаплин? - перебил его Стирлинг. - Мы должны допросить подозреваемого, а не копаться в вашем общем прошлом.
- Да, - сказали оба мужчины хором.
- Да, - повторил Чаплин. - Имеет. Пожалуйста, позвольте мне закончить, сэр.
Стирлинг кивнул.
- Я буквально жил твоим делом, Талискер. Приносил его домой, читал за едой, оно мне снилось. Мы все были на грани - те, кто не работал с нами тогда, не поймут. Столько свидетельств - а ты все отрицал. Ты ведь знаешь, что обвинение основывалось на косвенных уликах. Шесть убийств, Талискер. Шесть девушек...
- Да. - Талискер закрыл глаза.
- Мы были так уверены, что поймали убийцу. Так чертовски уверены...
- Инспектор. - Стирлинг бросил на Чаплина укоризненный взгляд, но тот не обратил внимания.
- А потом я допросил тебя. Помнишь? И через тридцать секунд убедился или думал, что убедился, - в твоей невиновности. Я сказал это всем, кто спрашивал, и некоторым из тех, кто не спрашивал... Однако было поздно. Ты почти признался, и машина правосудия сделала свое дело. Остальное уже вошло в историю. Но я не мог смотреть тебе в глаза в зале суда.
Он перестал расхаживать взад-вперед и снова коснулся волос. Сигаретный дым витал вокруг его головы облаком.
- Я пытался забыть. Говорил себе, что такова система, что все мы порой ошибаемся. Но я сильно изменился с тех пор, стал циником. Я как будто отравлен той мерзкой историей. Я жил с ней почти шестнадцать лет. До сегодняшнего утра...
Выражение его лица резко изменилось. Чаплин бросился к столу, откинув в сторону пластиковый стул, и принялся вытаскивать что-то из кармана смокинга. Талискер понимал, что он делает. Не надо, подумал арестованный, не показывай мне...
- Черт возьми, парень! Они были правы! - закричал Чаплин, потеряв самообладание, и вывалил на стол кипу фотографий.
Черно-белые снимки рассыпались по пластику, ужасные и в то же время угрюмо-величественные. Фотограф умудрился передать некоторую гордость и даже величавость поверженной, изуродованной девушки.
- Пес! Ублюдок! Они были правы, так ведь? Ты виновен! Я мучился пятнадцать лет напрасно!
Талискер не слушал. Он скользнул взглядом по фотографиям с такой опаской, словно они могли убить, потом закрыл лицо руками.
