От холода говорить не хотелось, и они молча смотрели на расчищавшуюся перед ними улицу, уезжавшие и уходившие потоки машин и людей. Максим включил двигатель, в салон потек горячий воздух, и окна сразу запотели. С помощью Павла Антоновича, сидящего рядом с ним, он стал восстанавливать прозрачность лобового стекла ворохом влажных, испачканных моторным маслом тряпок, отчего там появились чумазые разводы, нисколько не улучшавшие видимость.
Мужчины еще долго сражались бы с непокорными тряпками, если бы Вика не оторвалась от подобранного на полу каталога выпуска марок, конвертов первого дня и картмаксимумов и, понаблюдав за их возней, не вытянула из рукава белоснежный платок и не отдала его Максиму. Белоснежности платка и его размеров как раз хватило на то, чтобы расчистить узкую полоску на уровне глаз Максима и Павла Антоновича, после чего платок превратился в близнеца Максимовых тряпок, и он не решился вернуть его Вике, бросив себе под ноги в кучу рваных простыней.
Пока они боролись за видимость, улица окончательно опустела. Мимо них проехала пожарная машина с установленным на крыше водометом, остановилась напротив места происшествия, и из нее выскочили несколько пожарных в начищенных медных касках, ярко-оранжевых хламидах и сверкающих сапогах. Они выкатили брандспойт, подсоединили его к цистерне и, уцепившись сообща в такой же начищенный медный наконечник, принялись мощной тугой струёй сметать с асфальта и стен следы запекшейся крови.
Рев воды оглушал даже в броневичке, пожарные еле-еле удерживали извивающийся, словно живой, шланг, чье стальное водяное жало вырисовывало на окружающих поверхностях замысловатые кривые линии, срезая напластования крови, краски, штукатурки и асфальта. Пару раз оно чиркнуло по целлофановому навесу, который или забыли, или не захотели снять, прорезало в нем здоровенную дыру, из-за чего накопившаяся там вода обрушилась на головы незадачливых пожарных, а затем и вовсе струя вырвала его из креплений и прижала к перегораживающей проход решетке.
Шум воды привлек аборигенов дома, и они попытались выйти на соединявшие дома балконы, наверное чтобы высказать свое возмущение или сбросить на головы брандмейстеров что-нибудь тяжелое, но вконец разошедшийся брандспойт вырвался из державших его рук, встал вертикально и принялся изображать гейзер или фонтан. Подмоченные туземцы разбежались, вода в цистерне иссякла, и шланг безвольно рухнул на землю, подрагивая, как подстреленный удав.
Павел Антонович и Вика разглядывали эту эпопею, для лучшей видимости раскрыв окна и высунув головы наружу, а Максим, откинувшись на спинку водительского сиденья и на подголовник, закрыл глаза и снова заснул, не обращая внимания на сквозняк. Павел Антонович попытался его разбудить тычком под ребра, но здорово ушибся о бронежилет и затем долго потирал ноющую руку, через которую словно пропустили высоковольтный разряд. Максим никакого толчка, естественно, не ощутил, но проснулся, увидев очередной кошмарный сон-падение.
— Нам бы такой человек пригодился, — спросонья выдал он, и сладкая парочка удивленно на него посмотрела.
— Какой человек? — переспросила Вика.
Максим окончательно проснулся, важная мысль забилась в какой-то самый темный уголок сознания, и ее нельзя было выковырять оттуда никакими способами швабры, которой попытался пошуровать там Максим, она не боялась, а к сластям была равнодушна. Павел Антонович и Вика все еще смотрели на него, ожидая продолжения, и Максиму пришлось невнятно объясниться в том смысле, что, мол, ничего, спросонья, шеф, ляпнул.
Павел Антонович наконец снял с блестевшей лысины запотевший изнутри полиэтиленовый пакет и протер ее, поморщившись, обшлагом рукава.
Вика, также ощутив тепло, расстегнула «аляску», под которой у нее был надет поверх серого делового костюма небольшой легкий бронежилет марки «железная леди», и неизменные два пистолета — под мышкой и в районе аппендикса, причем последний крепился руда кояткой к земле, так, чтобы его было очень легко выхватить из-под короткой куртки.
Максим расстегиваться не стал, из-за того что его даже в самую яростную жару его мучило ощущение нестерпимого холода и озноба.
— Вот так всегда, — сообщила жизнерадостная девушка двум угрюмым молчаливым мужчинам, демонстрируя им в развернутом виде главу о картмаксиму-мах, где под пятью бледными черно-белыми изображениями (надо полагать, и являющихся этими самыми картмаксимумами) было напечатано, что «подлинники картин, воспроизводимых на конвертах, хранятся в музее». На этой же, девяносто второй странице каталог, к сожалению, обрывался. — На самом интересном месте. Это я всегда не любила.
— У кого? — хмуро спросил у Вики Максим, отбирая книжку. Действительно, окончание брошюры было безвозвратно утеряно с девяносто третьей по энную страницу — от них остались лишь небольшие треугольные обрывки, словно кто-то в спешке отдирал страницу за страницей от клееного переплета. Откуда у него появилась эта книжка, появилась ли она в таком ущербном виде, или ее изуродовали здесь, Максим опять же не помнил. Да и плевать ему на нее было.
Мотор нагрелся до нужной температуры, Максим выжал сцепление, снялся с «нейтралки» и, надавив на газ, повел машину вдоль пустой улицы. Отсутствие транспорта и пешеходов сначала удивило его, но вскоре он все понял — сняв оцепление, бдительная милиция забыла заодно снять плакаты, объявляющие улицу запретной зоной. Определение это было расплывчатым и могло означать все что угодно — от прорыва канaлизации и аварийной смены санитарно-техничеcкиx коммуникаций, ради чего вся улица перекопана и невнимательные или незаконопослушные водители и пешеходы могли утонуть в вонючих водах подземных рек или в отвалах красной глины, превратившихся в трясину, до минных полей, установленных конкурирующей бандой против местных хозяев, из-за чего все те же невнимательные или незаконопослушные водители могли на собственной шкуре ощутить то, что испытывает ракета-носитель на запуске. Прозорливое городское население все это учитывало и не рисковало.
* * *
Они подъезжали к центру города. Рассвет сменился тьмой, так как откуда-то с севера на иссякающие бледно-серые тучи, в разрывах которых можно было разглядеть синее-синее небо и, если очень повезет, контуры холодного оранжевого солнца, наползли, согнали в небольшую кучку предыдущий облачный караул, подмяли его под себя и без всяких последствий поглотили иссиня-черные тучи, чьи дождевые тела обильно пронзали молнии, словно какой-то пьяный небесный электрик случайно замкнул вселенскую сеть, и ее теперь пробивало в самом слабом месте Мироздания. Молнии били еще далеко, и шум работающего двигателя без труда заглушал слабые раскаты грома.
