— Ты совершено непостижимый. Чему ты радуешься, когда я только что обвела тебя вокруг пальца и скрутила?
— Можно спросить? Почему ты думаешь, что я не Кадзуки Хосино?
Перестав придуриваться, я спросил ее серьезно.
— Я слышала твое голосовое сообщение, уже зная про «шкатулку».
После ее краткого заявления я понял. Понял не только почему она меня раскусила, но и то, что она — действительно что-то особенное.
— Но даже если ты знала о «шкатулке» и даже если ты слышала мое сообщение, не маловато ли информации, чтобы делать вывод, Кадзуки Хосино — [я] или [Кадзуки Хосино]? Когда ты узнала, что это я?
— Как только ты сказал «алло» по телефону.
— …Это шутка, да?
Совершенно нереально различить двух людей с абсолютно одинаковым голосом по такой малости.
— Кадзуки, когда отвечает на звонок, говорит «да?». Он не употребляет «алло». Конечно, в нормальной ситуации я бы не обратила внимания на эту мелочь. Но я же знаю, что Кадзуки как-то связан со «шкатулкой». Вполне естественно ничему не доверять. Оставалось только убедиться. Вполне достаточно было повести разговор в нужную сторону, и ты себя выдал. Скажу кое-что приятное: Кадзуки никогда не был в этой комнате.
— Это действительно приятно слышать.
Если бы такому червяку, как Кадзуки Хосино, было дозволено часто навещать такую благородную леди, как Мария Отонаси, это было бы непростительно.
— Иными словами, ты [меня] обманула и убедилась, что я реально существую.
— Сейчас уже нет надобности убеждаться в таких тривиальных вещах. Я хотела выяснить, п о л ь з у е ш ь с я т ы п а м я т ь ю К а д з у к и и л и н е т. Хе-хе, похоже, воспоминания Кадзуки тебе недоступны.
— …
Стало быть, в том, что касается получения информации, она на шаг впереди.
Должен признать, это важный момент. Если бы [Юхэй Исихара] и [Кадзуки Хосино] обладали общей памятью, то при любой попытке Марии Отонаси выработать план вместе с [Кадзуки Хосино] вся информация сразу же утекла бы ко [мне]. Мария Отонаси тогда не могла бы работать с [Кадзуки Хосино].
— Так, теперь позволь спросить: кто ты такой?
— Сама не видишь, что ли? Я Кадзуки Хосино!
— Не валяй дурака и отвечай.
Лежа на полу, я пожал плечами.
— Я не валяю дурака. Я Кадзуки Хосино. Я т о т, к т о н а м е р е н с т а т ь и м с п о м о щ ь ю «ш к а т у л к и».
— …Что ты имеешь в виду?
— То, что сказал, буквально. Мое «желание» было — «стать Кадзуки Хосино». «Шкатулка» выполняет любое желание, так ведь? Следовательно, я — Кадзуки Хосино. Никак по-другому назвать себя не могу.
После этих слов Мария Отонаси несколько секунд молчала.
— «Стать Кадзуки Хосино», говоришь? Ну ты и чудо в перьях… Почему из всех людей — именно Кадзуки? Не думаю, что тело «Кадзуки Хосино» такое уж привлекательное.
— П о т о м у ч т о т ы р я д о м с н и м, — не раздумывая ответил я.
— …Я?
— Да, я восхищался тобой. И вот моя драгоценная Мария Отонаси будет рядом со мной. Одной этой причины было достаточно, чтобы я его захватил.
Я услышал, как Мария Отонаси вздохнула.
— …В жизни бы не подумала, что именно из-за меня ты хочешь захватить Кадзуки.
Произнесла это она, словно жалуясь, но тут же взяла себя в руки. Затем обратилась ко мне.
— Я понимаю, ты настаиваешь, что ты и есть Кадзуки Хосино. Однако я не могу звать тебя Кадзуки.
— Тогда зови меня [Юхэй Исихара].
— [Юхэй Исихара]? Впервые слышу это имя. Тебя на самом деле так зовут, или ты его выдумал?
— Кто знает?
— Пфф, неважно. Но ты должен сказать мне одну вещь: как именно ты меняешься с Кадзуки?
— А в чем смысл такого вопроса?
— Я не обязана тебе отвечать.
— Что ж, тогда и я не обязан.
— Просто потрясающе, как ты умудряешься говорить такие вещи, лежа со связанными руками и ногами.
— Ты меня не обманешь! Ты ничего не можешь мне сделать. В конце концов, любое насилие надо мной — это насилие над телом Кадзуки Хосино.
— Существует миллион пыток, не оставляющих на теле следов, — произнесла Мария Отонаси, после чего тихонько добавила: — Правда, я все равно не могу применять насилие…
— Ты что-то сказала?
— Нет, ничего. …Ладно, это отложим; так ты не собираешься мне рассказать, я так понимаю?
— Мм, давай посмотрим. Честно говоря, мне без разницы, но все-таки не расскажу.
— Тебе без разницы?
— В общем, да. Ведь ты вынуждена будешь что-то сделать со «шкатулкой», а не то 6 мая [Кадзуки Хосино] перестанет существовать. Ну что, сильно тебе помогло, когда ты узнала такую тривиальщину? Я ни при каких условиях не расскажу тебе, как извлечь «шкатулку», ты это понимаешь? Или, может, ты попытаешься меня убить? Но тогда и Кадзуки Хосино умрет!
Я рассмеялся неестественным смехом.
Как тебе это, Мария Отонаси? Ситуация более безнадежна, чем ты могла вообразить, правда?
— Ху-ху-ху…
Однако она почему-то издала тихий смешок.
— …Чего смеешься? Или все настолько безнадежно, что ты не можешь удержаться от смеха?
— Безнадежно? Да ну? Ху-ху… Эта угроза — просто комариное жужжание по сравнению с угрозой оказаться отмененными, с которой мы однажды столкнулись. Единственная угроза, которую я вижу прямо сейчас, — это то, что ты не хочешь рассказать, как ты меняешься с Кадзуки, верно? Ну и каким боком это безнадежно?
— Единственное решение — убить Кадзуки Хосино; я тебе уже объяснил, но, может, ты не поняла?
— Потому-то я и не удержалась от смеха. Ведь это — л о ж ь.
У меня отнялся язык.
— Я понимаю, что ты хочешь меня измотать, но, боюсь, такой паршивой ложью меня не обмануть.
— …И почему же ты думаешь, что это ложь?
— Ты же сам сказал. Ты сказал, что ты Кадзуки Хосино. Но у Кадзуки Хосино нет «шкатулки». Проще говоря, он не может быть «владельцем».
— Что еще за игра словами? Так ты от реальности не сбежишь!
— Что, все еще не доходит? Ладно, тогда я задам вопрос.
