- Алексей Дмитриевич, - говорю как можно мягче, оставьте в покое Дениса Давидовича, он сам справится.
- Справится?.. Ах, да, извините, голубчик, я так разволновался... Богомолов снимает очки, прячет их в карман, близоруко щурится и улыбается.
- Я вам помешал, Алексей Дмитриевич, продолжайте, мы вас слушаем.
- Ах, да! Вот ведь какая штука!.. Господи ты боже мой, ведь сто раз стояла на доске, а я не заметил... Ведь ничья, чистая ничья!
Все повскакали с мест, сгрудились вокруг Голубина, а он, бедняга, даже с лица сошел. Как бы его... Только инфаркта здесь не хватает!
- Алексей Дмитриевич, бога ради, не волнуйтесь вы так. Объясните нам, будьте любезны, что там у вас стряслось. Прямо свет клином сошелся на этой позиции.
Голубин смотрит на меня словно я сморозил бог весть какую глупость. Наверное, сам Христос не испытал столь тяжких страданий.
- Ну что? Что произошло?! Товарищи, успокойтесь! Сядьте по местам... Все. Слушаем Алексея Дмитриевича!
Он протягивает мне лист, тыча пальцем в изображение шахматной доски.
- Вы видите? Видите эту пешку?!
- Вижу, вижу... Черная пешка.., кажется здесь мат на доске.
- Да не мат, вы понимаете, не мат! Пешка берется на проходе, и - ничья.
- Дх, вот оно что?! Действительно, шах пешкой с пятой горизонтали.., а почему вы решили, что она сделала ход на два поля? Может быть на одно?
- Да нет же! Ведь тогда она могла взять ладью, а этого никак не могло случиться... Что вы мне тут голову морочите, я вам говорю, что она продвинулась на два поля - кто этюд составил: вы или я!?
- Ну, разумеется вы.
- Вот! А теперь - ничья. Этюд опровергнут!
- Неужели стоит так волноваться из-за этого. И потом, может быть никто этого и не заметит.
- Что я вам халтурщик какой-нибудь! Да ведь вы ничего не поняли, батенька мой. Бес с ним, с этюдом, но эта позиция возникает из исходной после двадцать шестого хода - вы понимаете?! Я занимался этюдом целый год и не увидел этой позиции, а кто-то за четыре часа нашел ее и увидел опровержение. Это совершенно невероятно, просто немыслимо! Это за пределами человеческих возможностей - спросите кого угодно, любого гроссмейстера... Нефорсированный побочный вариант с очевидным преимуществом у белых.
Я, конечно, небольшой специалист в области шахмат, но даже мне известно, что эндшпильные позиции очень трудно считать и даже выдающиеся мастера углубляются максимум на десять - пятнадцать ходов. А тут - двадцать шесть!
Все в полной растерянности смотрят мне в рот, а что тут скажешь!
Следующие полчаса ученый совет с вернувшимся Лебедевым во главе углубляется в варианты Голубинского этюда. Результаты неутешительны. Да, позиция на рисунке возникала после двадцать шестого хода белых и опровергала этюд.
Когда этот факт доходит до сознания моих коллег; устанавливается странное молчание. Все сидят с чинным видом, переглядываются и свои мнения держат при себе. А скорее всего, никаких мнений нет вовсе. Какие уж тут мнения!
- Так какие будут мнения, господа хорощие?
Я знаю, что они сейчас думают. Против фактов не попрешь, а факты свидетельствуют об одном: в тот вечер в утробе компьютера родилось нечто, обладающее художественным восприятием, творческим воображением и умеющее вдобавок рассчитывать шахматные варианты на чудовищную глубину. И все это - не шутка, потому что вряд ли Лебедев решился бы дурачить весь ученый совет в течение целого вечера, а что касается Голубина, то подобное в его исполнении просто невозможно представить! Значит.., но вот тут-то каждый из них все-таки не решается сделать последний шаг. Что-то мешает. Что же? Вот именно!.. Им мешает их собственное общественное положение. Все они - серьезные взрослые люди, руководители коллективов, привыкшие ответственно подходить к принятию решений, взвешивать все "за" и "против", оценивать последствия любого своего шага. Вряд ли среди них найдется хоть один мальчик, который первым решится сказать: "А король-то - голый!" Даже себе самому не решится. А что же я? Неужели и я не решусь? Ведь это открытие колоссального масштаба, возможно даже беспрецедентное в истории человечества. Искусственный разум - вот что это такое, если смотреть фактам в лицо.
Страшно даже подумать! В конце концов я - обычная среднестатистическая общественная единица, и чего стоят все мои чины, звания, самомнение и самолюбие по сравнению с вечными проблемами, одна из которых теперь может быть разрешена... Кажется. Все-таки "кажется"! Старый дурень, очнись! Вечность - бесконечность - изыди, сатана! Плюнь и разотри... И кляни себя до конца дней своих за малодушие...
- Коллеги, возможно, я заблуждаюсь, но в свете последних событий факт возникновения некоей новой формы разума считаю самоочевидным, - неожиданно для самого себя говорю я.
- Что вы этим хотите сказать? - подозрительным тоном осведомляется Лиегис.
- То, что мы имеем дело с плодами деятельности разумного существа. Вернее, скажем так, - квазиразумного.
- Ну, знаете ли!.. При всем моем к вам уважении....
- У вас, Константин Эдуардович, имеется иное логическое объяснение феномена?
- Подобного же рода? Да хоть целая дюжина!
- Весьма любопытно. Хотя бы одно для примера, если вас не затруднит.
- Ничуть! Скажем так: Господь Бог существует, равно как и сатана. Вот последний в соответствии со своими прерогативами строит нам козни. Ну, как?
Я не удостаиваю его ответом. Реплика Лиегиса несколько разряжает обстановку, все задвигались, закалякали и принялись снова разглядывать рисунки. На лице Рашидова читаю выражение отчаянья. Он человек практический, причем равноудален как от шахмат, так и от проблем искусственного интеллекта. А время между тем приближается к одиннадцати.
- А в самом деле, - вдруг восклицает Богомолов, - почему бы и нет. Давайте пофантазируем...
- Давайте, давайте, - Нестеренко поднимается и идет к форточке, разминая по дороге очередную папиросу. - Моя версия такова: случайный сбой в компьютере инициировал появление на программном уровне зародыш искусственного интеллекта. В процессе развития он играл, и, пожалуйста, рисунки.
- Ну, конечно, грудной младенец во плоти из битов и байтов, эдакий файл-вундеркинд.., - поддакивает Лиегис. - В промежутках между расчетами вариантов балуется рисованием.
В моей голове вдруг мелькает мысль.
- Сергей Дмитриевич, - обращаюсь к Лебедеву, - скажите, а раньше, во время ваших ночных бдений, вы не замечали никаких странностей в поведении вычислительной системы?
- Н-нет... А вы знаете, Андрей Иванович, ведь замечал. Вы хотите сказать...
- Что?! - взрывается Лиегис. - Что там еще стряслось?
Лебедев потирает руки и что-то бормочет себе под нос:
