– Отец муз, – задумчиво кивнул Полибибл. – Брахма, как его некогда именовали. Нет, он не умер. Ему просто скучно, – а посему он спит.
– Галиматья какая-то, – проворчал Джебрасси, борясь с брезжащим пониманием. Ему совсем не хотелось отвлекаться на новые рассказы, которые могли затупить чувство гнева.
Где-то там находится Тиадба. Наверное, они никогда ее не найдут…
Однако Полибибл по-прежнему брызгал знанием, и на этот раз их задела эмоция, исходящая непосредственно от Великого Эйдолона.
Ишанаксада.
Джебрасси с Гентуном переглянулись: подобного они не испытывали за всю свою жизнь – печаль представителя древнего племени или рядового Ремонтника не шла в сравнение с чувством утраты и предательства, которое разрасталось, зрело, смягчалось и обострялось одновременно среди тысяч миллионов эпитомов и ангелинов, от вершины Разбитой Башни до самого ее цоколя… на протяжении полумиллиона лет.
– Ратуш-Князья. Они изменили настройку маяка. Предали вас… – промолвил Гентун.
– Они предали мою дочь, – прошептал Полибибл, отводя глаза в сторону, словно прячась от своего отражения. – Возможно, мы все предали ее. О, что довелось ей пережить! – пока она скрывалась, ждала все это время. Или хуже того – она могла угодить в плен…
– Если вам известны все повествования, то ведомы и все окончания, – сказал Джебрасси. – Какое из них верно?
– У любой истории гораздо больше развязок, нежели зачинов, – ответил Полибибл. – Самые лучшие повести начинаются посредине, затем возвращаются к началу, после чего переходят к концу, которого никто не мог предвидеть. Порой, когда возвращаешься к середине, история меняется вновь. По крайней мере, так было в эпоху моей юности.
Его голос действовал гипнотически. Перед глазами слушателей возникла кружащаяся матрица фатумов, в глуби которой таилась крошечная и неясная фигурка, от которой почти не осталось воспоминаний за несметное количество веков.
– Ратуш-Князья, – напомнил Хранитель. В его устах это слово прозвучало как ругательство.
– Они сговорились отправить Ишанаксаду в тайное странствие, не поставив вас в известность, – сказал Джебрасси. – Но почему?
Гентун молитвенным жестом сложил ладони.
– Ишанаксада предложила себя, чтобы спасти Библиотекаря. Она унесла ключ к самому полному Вавилону, созданному в Разбитой Башне.
– Да, это похоже на правду, – кивнул Полибибл. – Какими бы ни были наши разногласия, Астианакс и все прочие Ратуш-Князья были в курсе…
– …что если все составные части завершенного Вавилона собрать вместе, то остатки старого космоса распадутся. – Неожиданно Гентун сообразил, что сведения исходили вовсе не от Полибибла – это был фрагмент образа, который Астианакс вложил в его сознание. – Предполагалось, что музы, вернее, то, что от них осталось, возродятся, чтобы провести аудит величайшего хранилища историй – всех возможных историй… и всего возможного бреда.
– Как бессмыслица, так и внятное повествование необходимы для любого акта творения, хотя – как и везде – доля абсурда всегда преобладает, – мрачно ответствовал эпитом и поднялся на ноги. – Моя дочь принесла себя в жертву, в то время как все остальные желали увидеть крах моего незаконченного проекта.
– Великие Эйдолоны стремились провести оставшуюся им жизнь, забившись в Кальпу, предаваясь развлечениям, погрузившись в декадентскую скуку в условиях экстраординарного комфорта… Они желали, чтобы это продолжалось вечно. – Гентун вскочил, потрясая кулаками. – И вы решили запустить механизм создания нового творения! Чтобы нам всем пришел конец!
Полибибл на них даже не смотрел. Он выглядел ребенком, не осознающим своей вины, – невероятно древним ребенком.
– Я на это рассчитывал.
– Эйдолоны позволили Ишанаксаде отправиться в Хаос, – пробормотал Джебрасси. – Зная, что Натараджа погибла…
– Ратуш-Князья вступили в сговор с Тифоном, – подвел черту Полибибл. – Они всех нас предали. Но это не означает, что мы потерпели неудачу. Никоим образом.
Воздух стал спертым и неприятным. Словно молчаливо соглашаясь с тем, что в разговоре следует сделать паузу, они загерметизировали шлемы, готовясь выдвигаться вперед.
Уже на ходу Джебрасси поинтересовался:
– Что же это за Тифон, с которым можно договариваться о сделках?
– Знать не дано, о юноша, – ответил Полибибл. – С другой стороны, Кальпа должна была пасть в давние времена, однако этого не случилось.
– Вы все отлично знали… и тем не менее не запретили мне отправлять пилигримов… – Гентун стал черно-зеленым от гнева. Он не мог подобрать слов.
Полибибл озирался по сторонам, разглядывая меняющийся ландшафт.
– Дочь унесла в Натараджу критически важные части моих творений… Подальше от генераторов реальности. Иного выбора не оставалось. Впрочем, прежде чем уйти, она попросила нас обоих – Астианакса и Библиотекаря – объединиться и сообща создать вид человека настолько древнего, насколько это было в наших силах, употребив для этого первородную материю. Она сказала, что заботу о воспитании этого племени следует поручить Ремонтникам. И лишь мне одному она посоветовала создать сум-бегунки, заполнить их, прибегнув к самым изощренным, тончайшим шенянским технологиям, с которыми не сравнятся даже генераторы реальности или вот эти доспехи. Да, мне одному она поручила вложить фрагментированный Вавилон в сум-бегунки – своего рода запасной план, – выслать их к началу времен, чтобы они перешептывались друг с другом, объединяя тех, кто к ним прикасался… Так Ишанаксада стала матерью древнего племени. И матерью сновидцев.
– Пожалуй, это действительно величайшая из историй, – нехотя признал Гентун. – Получается, она оставила Кальпу, оставила Сангмера… всех, кого любила. И ей казалось, что она служит им, даже когда предавала.
– А что с Сангмером? – спросил Джебрасси. – Он догадался? Сумел ее отыскать? С ним-то что сталось?
– Эту историю, юноша, мы проживаем прямо сейчас. Мы – своеобразное эхо этого повествования, через нас оно обретает плоть и кровь; есть шансы, что мы пробудим его. А когда все закончится, мы двинемся дальше по своей линии судьбы – или встретимся с весьма неожиданной концовкой.
Джинни прошла под оцепенелым взором внутреннего кольца гигантов, и ей почудилось, будто она чего-то лишилась. Ее защитный пузырь как бы истончился, да и дышать стало труднее. Камень больше не указывал в каком-то четко определенном направлении: вместо этого он сначала потянул в одну сторону, тут же дернул назад, сменил курс – его настойчивость ослабевала, и девушка замерла, подобно очередному истукану, в прямой видимости от входа в ущелье.
Камень не хотел больше служить проводником. Вывод напрашивался один: или она сошла с курса, либо двигалась чрезмерно быстро… короче говоря, очутилась в месте, где защиты камня недостаточно.
Зачем же он ее сюда тащил?
Джинни осмотрелась. В воздухе витали хлопья сажи, особенно заметные на фоне опалесцирующей горы льда, подвешенной вверх ногами над долиной. В полной тишине из грунта быстро вырастали иглы голубого сапфира. От неподвижности и напряжения заныла шея. Иглы приняли облик колонн по периметру долины, будто хотели сформировать клетку вокруг Фальш-Города, центрального нефритового комплекса. Туман осел на скалистых гребнях и уплотнился: он походил на облака, которые она видела дома, – если у нее вообще был дом. Если она вообще жила на свете, если хоть какое-то из ее воспоминаний можно было назвать реальным…
Здесь, в долине, ледяная гора и голубые колонны обладали красотой, в которой читалось больше от Земли, чем от Хаоса. Подвешенная гора смахивала на исполинский айсберг, а может, и на Альпы – только перевернутые. Как странно, что нечто невозможное теперь выглядело убедительным и его окружали вещи всего лишь маловероятные.
Усталость возрастала с каждой минутой; Джинни прилегла на неровную податливость внутренней стенки пузыря, однако глаза не закрывались. Нет, она не могла заснуть – после ухода со склада Бидвелла сон к ней не шел.
Да, но что если она сумеет заснуть – если удастся увидеть сон, – и поймет, что ее визитерша, ее второе «я», уже очутилась в призрачном зеленом городе… стало быть, тоже оказалась в ошибочном месте.
Их обеих сбили с пути.
Обеих предали.
Джинни подумала про ужасного коротышку и его гнусные намеки. Перед тем, как уйти, она не переговорила ни с Джеком, ни с Бидвеллом. Ни с Даниэлем. Отсюда вопрос: что бы они ей сказали?
Наверное, посоветовали бы подождать. Что ж, именно это она и сделает, раз уж выбора нет: уляжется чуть выше дна долины, в окружении скал и парализованных гигантов, под перевернутой ледяной горой, подвешенной в воздухе и готовой рухнуть в любую секунду, – да, и примется ждать. Останется здесь навсегда, если потребуется, все больше и больше наливаясь покоем, пока ее не унесет ветер, подхватив кусочком невесомой сажи…
