- Сын тухлой свиньи! Не ты ли говорил мне, что Кружащееся Железо не показывает никакого особенного движения кораблей, и что это перепроверено трижды, и что это так же верно, как то, что ты - Шенхеа Каремуи? Ты сам сказал это, - и теперь ты больше не Шенхеа Каремуи! И теперь вообще не человек и никто. Потому что никогда раньше мне не мерещились акэ с пушками и солдатами. Они не мерещатся мне и сейчас: я вижу то, что есть, но увидал я это слишком поздно. Зверушек - в зал, и я хочу, чтобы мои хорошие были привязаны на цепях длиной в три циновки…
Тот, кто только что перестал быть Шенхеа Каремуи, истошно закричал и забился на узорных циновках, тщетно пытаясь обхватить колени повелителя, но тот только поморщился:
- Возмите эту медузу! - И коротко ткнул пальцем. - Кан! И осторожно там, не задень лишнего…
Два здоровенных телохранителя-бензелейца содрали с бедняги одежду и с такой силой завели ему руки за спину, что его перегнуло в дугу. Кан Ленхемои, в стеклянных глазах которого после беседы с Наслой не осталось уже вовсе ничего человеческого, мимолетно, словно даже не касаясь кожи жертвы, махнул блескучим лезвием и сразу же кинул его в ножны, но живот Шенхеа вдруг лопнул вдоль, и из страшной раны клубками полезли сизые, целехонькие с виду кишки. Шареареха был большим поклонником старинной народной забавы, - боя свиней и содержал для этой цели нескольких боевых хряков. Уже на довольно далеком расстоянии от этого… Катуха? Стойла? Вольера? В общем - от этого зала было слышно громкое, с порыкиванием, хрюканье и оглушительный, злобный визг. Эта клеть была разгорожена таким образом, что у каждого из четырех животных было по своему, отдельному углу, а четыре перегородки - только метра на полтора не сходились посередине. Когда хрюшек приходила пора кормить, привязь, представляющую из себя легированной стали цепочку, укорачивали при помощи специального механизма снаружи. Теперь привязь удлинили и оттого зверушки пребывали в некотором возбуждении. Тянули друг к другу длинные, как у крокодилов, рыла и не дотягивались на какой-то метр, гремели цепями и дико визжали. Под крышей эти звуки, которые только очень приблизительно можно было бы назвать визгом или хрюканьем, были почти непереносимы и вызывали животный ужас. Впрочем, - хряков Шареарехи назвать "свиньями"… Тоже язык поворачивался с трудом: это были чудовищные звери, плод многовековой селекции, похожие не столько на мясной скот, сколько на апокалиптических чудищ. Весом - более четверти тонны, длиной - около трех метров, горбатые, со стоящей дыбом щетиной, больше похожей на дикобразовы иглы, и при этом, все-таки, непонятным образом поджарые. С глазами, в которых из- под белесых ресниц тусклым огнем светилось кровожадное безумие, как у наширявшегося маньяка из низкопробного боевика. С клыками, окованными бритвенно-острым, треугольного сечения бивнями из нержавеющего металла, и у каждого зверя на левом, - никак иначе! - бивне красовалось гравированное клеймо хозяина. Когда, не пожалев денег, уговоров и угроз, хозяина тогдашнего чемпиона вынудили пять лет тому назад стравить своего любимца со специально привезенным с материка красавцем-тигром, бедняга рыдал от жалости и унижения, но, как оказалось, преждевременно: страшно исполосованный, Ань Кулинь протаранил-таки ловкую полосатую кошку страшным ударом рыла, распорол ей брюхо клыками и сожрал ее кишки, и выжил потом. Поросята от чемпиона, покинувшего большой спорт ради радостей семейной жизни, шли нарасхват по бешеной цене… И сюда-то, в громовое хрюканье, в острую вонь чудовищных зверей, под кованые клыки и омерзительно- безумные взгляды как раз и вбили страшным пинком бывшего ведущего специалиста "Хон Санджир Камарат" по спутниковой разведке и космической связи. Его пронзительные вопли заглушили даже голоса чудищ, и потом он орал все время, крутясь в мертвой зоне, когда хряки, с трудом дотягиваясь до него, грызли ему ноги, цепляли за скальп и поддевали загнутыми клыками выпадающие внутренности.
- "Летучки" на исходной, господин адмирал.
- И превосходно. Сколько на ваших?
- Пять сорок пять, господин адмирал.
- Надо же! - Подозрительно- оживленно восхитился флотоводец, - на моих ровно столько же. Погода… Только мечтать о такой. Так что, друг мой, не сочтите за труд: передайте троекратно всем, по вертикальному каскаду слово "Дронг"…
"Дронг" взмыло с громадных антенн "Великого Князя Тимофея", достигло оперативной группировки спутников о оттуда широким конусом, накрывающим все Семь Тысяч Островов, обрушилось сверху, как Демон Черных Небес, как неслыханной силы ураган, все вздернув на дыбы, все - перемешав, все сдвинув с мест. И первыми, скользнув сквозь обманчиво- просторные ячейки "Трала" плыли над самой водой экранопланы и десантные катера на воздушной подушке. Зрелище тяжко-грациозных, давяще- стремительных машин, в громовом гуле несущихся сквозь тучи истолченной в пыль воды, было мало сказать, что просто красивым: оно было прекрасно, но это была страшная красота. Над камнями, над клыками рифов, столетиями защищавшими извилистые, как мысли безумца, потаенные бухты и заливы, между поросших страшными чащобами скал, не обращая внимания на мели, проскользнули они к спящим мирным сном пиратским гнездам, заранее поднимая оружие.
Можно спорить, - насколько талантливым, - но все-таки он был настоящим военным: с началом дела он интуитивно выбрал место, где возникли осложнения, требовавшие вмешательства Воли и Силы. На борту "Тимофея", в окружении подчиненных ему в оперативном отношении но - столь же полновластных командиров сил остальных стран, он с ленивым, чуть брезгливым любопытством читал "Инструкции", полученные им непосредственно от Трехсторонней Комиссии. Небрежно разорванный, - весь заляпанный печатями, где только можно, - коричневый конверт из-под "Инструкций" он по рассеянности держал в левой руке.
- А вот тут вот, господа, в пункте аж тридцать четвертом параграфа третьего, нам предписывают это, как его? - Не в силах процитировать дословно и не желая портить восхитившую его формулировку отсебятиной, он подглядел в текст. - А, вот: "При выполнении поставленных перед контингентом высоких и благородных задач надлежит неукоснительно действовать со всей возможной гуманностью" - как вы думаете, - что бы это могло значить? Обозначает ли это: "неукоснительно - действовать" - или же: "неукоснительно - с гуманностью"?
А вице-адмирал Сулима, который тоже был не мед и не сахар, кивнул с видом полнейшей серьезности:
- Поистине прекрасные слова! Но лично мне больше импонирует то место, где говорится именно о всей возможной гуманности. Особенно восхищает в нем невероятная для непрофессионалов точность и конкретность. Но мы-то с вами, господа, мы- то с вами знаем, что на самом деле возможности проявления гуманизма - безграничны. Равно как безграничен Принцип Гуманизма сам по себе.
