- Резвишься? - Прорезал окружающее благорастворение воздухов и благоволение в человецех до стеклянной прозрачности острый, высокий, зловеще-негромкий женский голос. - В компании голого мужчины? Уже в гомики подался? Впрочем, - чего ж еще было от тебя ожидать? Простите уж, если нарушила вашу идиллию!
Дубтах - вздрогнул, а уж Ансельм - так тот вообще вскочил, будто его ужалили. Голое тело неслышно подошедшей к ним незнакомки в окружающей темноте казалось грозной темной тенью, и только-только поднявшийся узенький серп Уатах светил ей в спину. Нарочито не говоря больше ни слова, невысокая, худощавая девушка с короткой прической прошла мимо них и погрузилась в Омут. С вдруг проснувшимся у него чувством Ясновидения По Мелочам Дубтах отчетливо понял, что теперь нежданная гостья - будет плескаться в ледяной воде до тех пор, пока не окоченеет в конец или пока ее не выволокут на берег, а тогда - не обойтись без драки, ободранных физиономий, истерики и прочего отвратительного безобразия. Пользуясь тем, что девица не смотрела в их сторону просто- таки принципиально, он выразительно обернулся к Ансельму. Тот успел с потрясающей при сложившихся обстоятельствах быстротой обрести присутствие духа и со слабой, скорее - угадываемой в жидком свете улыбкой развел руками. Все было до звонкости ясно, и он, задрапировавшись в содранный с лежанки холст, медленно побрел прочь. Отойдя шагов на сорок, притаился за камнем, оправдывая свое поведение тем, что могут потребоваться спасательные мероприятия или какая-нибудь еще срочная помощь. Ждать пришлось не так долго, как он, в глубине души, того опасался:
- Чего ж ты молчишь?
- Жду. А каких слов Ваше Высочество могло от меня ждать при таких обстоятельствах?
- Ты только не воображай, что я проделала весь этот путь для того, чтобы полюбоваться на твою подлую рожу…
- Ей- богу, - ничего подобного мне даже в голову не приходи…
- … потому что все обстоит наоборот. Ты… Ты как чума, и я приехала сюда, отыскала тебя, презренного труса, только для того, чтобы убедиться, - выздоровела, наконец! Наконец - свободна!
- Искренне за вас рад, но…
- И я болела, - этим?! Ничтожество, уже струсившее, уже удравшее один раз, - и опять кинувшееся прятаться, чуть только…
- Должен вам признаться, что ни о чем подобном даже не думал, а в тот момент - и не помнил. Просто поехал домой…
- К папочке под крылышко! С- соскучился! И любовника с собой прихватил! А я- то думала, в чем дело! А все оказывается вовсе даже просто! Вон в чем, оказывается, собака- то зарыта!
- То, что вы изволите говорить, - голос Ансельма был рассудителен и суховато- брезглив, - какой-то болезненный бред. Вы же и сами не верите в то, что тут говорите. Это человек, который вытащил меня из одного поганого…
- Ага. Из чьей- то г-грязной задницы! Поздравляю, ты нашел, наконец, свое настоящее призвание! Раньше хоть баб…
- Даже с бабами в последнее время было плохо. Почитай, как монах…
- Что, уже и не стоит на женщин? Совсем, значит? Не даром мне говорила кузина Росица: "Слишком уж он у тебя смазлив. Нет ничего хуже, чем слишком смазливый мужик. Особенно если он об этом знает." - мудрая все- таки женщина!
- Это та самая Росица, которая заложила тебя всем, кому могла, включая вашего Высочайшего батюшку? Приписав мне попутно четыреста любовниц и еще каких-то соблазненных малолеток к тому же? Эта - да! Уж если она скажет…
- А я, дура, - не слушала умных людей, - ночная гостья совершенно очевидно не слышала, что он ей говорит, - все б-бредни романтические играли в заднице!
- Это - да, это и впрямь пагубно, и кончается, как правило, плохо…
- М- молчать!!! Я не намерена выслушивать издевки каждого…
- Ох… Не смею просить о прощении. Прикажите казнить, Ваше Высочество…
- И казнили бы, еще сто лет тому назад казнили бы, можешь не сомневаться!
- А я и не сомневаюсь! Вот только формулировочку подобрать было бы трудновато, потому что: "Обвиняется в том, что не пожелал пролезть в Важные Персоны через собственную Ее Императорского Высочества…"
- С- скотина!!!
- А вот это вот, - н-не надо… Одно дело - казнить, а другое - ноготками в глазики. Так далеко даже мои верноподданнические чувства не распространяются.
- Отпус-стите меня, животное!
- Слышать - значит повиноваться.
На берегу воцарилось тягостное молчание, а Дубтах прямо-таки кожей ощутил то, что называется переразвитием ситуации и смысл чего он всегда очень хорошо понимал.
- Ты почему не захотел со мной увидеться, негодяй?
Послышался тяжелый вздох человека, пришедшего на пожарище собственного дома и не знающего, за что хвататься:
- Мне нечего сказать. Очевидно, - из- за извечных мужских качеств, каковыми являются черствость, глупость и, - да, вы правы, - трусость. А еще, - столь присущее мне отсутствие порыва. Я честно надеялся, что за прошедшие годы все эти глупости вылетят у вас из головы. Уверен был. Не был бы уверен, ни в коем случае не приехал бы. А уж когда увидел, на аэродроме, - даже не знаю. Ей- богу, - мне нечего сказать. Улетел, чтобы ничего по существу не решать, улетел, потому что, как это и свойственно всем людям, надеялся, что и так сойдет. И еще, - он неожиданно хихикнул, - я же взлетал! Как бы это я вдруг, - да остановил бы разбег, развернулся бы и вылез? Ника-ак невозможно! Вот это вот я и называю отсутствием порыва. А ведь найди я какую-нибудь неполадочку, - так тут же дал бы отбой, ни секунды не колебался бы… Растерялся.
- А тогда - почему? Почему уволился, исчез и мне ничего не сказал? Я тогда чуть с ума не сошла!
- А что мне оставалось делать? Персоны, - не будем говорить, какие, но такие что от одних воспоминаний по стойке "смирно" вытянешься, - проводили со мной э-э-э… беседу, и категорически потребовали, чтобы я "не забивал девочке голову". И еще, что "если гинекологический осмотр покажет" - ну и т.д.
- Я им тогда дала осмотр! Они все у меня потом - месяц икали! Включая Высочайшего папочку! Ф-фсе сказала! И насчет осмотра, и про то, куда они теперь эту самую девственность могут себе засунуть. И про то, как я намерена поступить с ней и с теми, кто будет в мою личную жизнь лезть. Знаешь, - до них дошло! О папаше можно говорить всякое, но дураком его не называют даже враги. Так вот, когда он осознал, что тут его привычка к беспрекословному подчинению, - только мешает, он даже испугался и срочно начал подавать задом. И с братцем, похоже, поговорил. Такую прямо деликатность начали проявлять, что аж тошно… Но ты-то что? Ну почему, почему ты уехал?
- Вот ты тут про казнь говорила… Времена, понимаешь ли, изменились. Сейчас никто не пошел бы на скандал: ко мне попросту подослали бы офицера из какой-нибудь спецслужбы, широко известного в узком кругу умельца гасить Зыбкое, и на этом все кончилось бы. Это теперь об меня кто угодно сломал бы зубы, а тогда… - Он безнадежно махнул рукой. - Наверное, так было бы лучше. Увидав меня воочию холодненького и с петрушкой в зубах, ты довольно быстро успокоилась бы, а так, ничего не зная, - дергалась и выдумывала себе то, чего нет и не было. Ошибочка вышла.
