Никки была сама себе хозяйка и всё равно не смогла заключить законный брак с Джерри. Он так и остался лишь неофициальным другом королевы, хотя и стал отцом принца Майкла… Майкл сам не понимает, что говорит…
У неё внутри задрожала горькая струна, и Элиза не смогла ничего сказать в ответ — просто не смогла.
Майкл подошёл к Элизе, крепко обнял, и она различила стук его взволнованного сердца. Голова её закружилась, и она подняла глаза к совсем уже ночному небу. На нём горели невероятно огромные, распушившиеся звёзды, и даже они ласково уговаривали её на что-то.
— Ты согласна, Элиза? — спросил Майкл. Элиза слышала его голос и одновременно ощущала гулкие удары сердца в его груди. Или это были удары её сердца?
У неё по-прежнему не было сил ответить словами, и она просто кивнула.
Он радостно сжал её в объятиях. А она ещё раз кивнула и ещё…
Завтра суровая императрица Николь вмешается в их идиллию… или он сам одумается, но сегодня… пусть хоть сегодня они помечтают, побудут простыми влюблёнными — свободными и счастливыми…
Не ей разрушать его иллюзии, она сама готова умереть за них.
Элиза проснулась мгновенно — словно от громкого грубого окрика. За окном ещё висела ночь, прибитая звёздами к небосводу, и лишь на востоке разгорались морские облака, брошенные в костер летнего рассвета.
Майкла рядом не было. Девушка встрепенулась, и её сердце тревожно застучало. Она вскочила, открыла дверь спальни и вслушалась в тишину дома. И различила далекий гневный голос…
Элиза с ужасом узнала: Никки! В ответ раздавались негромкие и неразборчивые реплики Майкла.
Девушка быстро закрыла дверь и, внезапно обессилев, прислонилась к ней спиной. Вот и всё. Никки обо всём узнала… И Элиза даже сквозь сон и стены почувствовала её ненависть.
Всё кончилось.
Девушка бросилась на кровать и накрыла голову подушкой — лишь бы не слышать гневные интонации великой императрицы Николь, пронизывающие толстые двери как бронебойные пули.
Элиза так пожалела себя и свою непутевую жизнь, что по-ребёночьи зарыдала под эфемерной защитой подушки.
Сквозь эти горькие слёзы и отчаянный внутренний крик звучала рефреном несмелая просьба — жалкая, неубедительная, беспомощная.
«О боги, дайте же нам немного счастья, дайте ещё побыть вместе — месяц или неделю… если нельзя так долго, то дайте хоть один день — длинный счастливый день, стоящий короткой холодной жизни. Ну разрешите нам этот день, ну смилостивитесь…»
Гневные ноты из-за двери сталкивались в темноте с тихим жалобным плачем и наполняли воздух ощущением тревоги и предчувствием горя.
Вековые каштаны вокруг виллы Снайдеров окутывались ярким роем светлячков. Эльфы-насекомые клубились в хороводах, вспыхивали в поисках друг друга и были главным световым украшением вечеринки. Элизе эта красота досталась бесплатно — просто для влюблённых светлячков был самый сезон.
Гости прибывали пешком и на машинах. Скоро места у виллы не осталось, и машины стали накапливаться вдоль обочины дороги всё дальше и дальше от дома. Такого успешного приёма у Элизы ещё не было. К ней пришёл почти весь остров.
Компании друзей, знакомые и малознакомые семьи всё прибывали и прибывали. Они здоровались друг с другом, дважды целуя каждый каждого. Кругом стояло сплошное целование. Элиза уже и забыла про этот французский обычай, с удовольствием исполняемый при встрече даже незнакомых людей.
Играя роль хозяйки, девушка приветствовала гостей на лужайке — у входа на веранду, где гирлянды крошечных фонариков подмигивали собратьям-светлякам. Элиза порадовалась, что вечер тёплый, и они смогли накрыть столы на свежем воздухе. Такое количество людей в дом просто не вошло бы.
Динамики, скрытые в зарослях, играли вальсы, заглушаемые взрывами смеха. Прибывающие гости в один голос говорили Элизе комплименты, а она отвечали им тем же, думая: «Вот было бы странно, если бы все говорили друг другу и себе только правду: Боже, как вы постарели и подурнели, душечка!.. А вы-то как потолстели, милочка!.. Да, да, я ещё и поглупела, голубушка!»
Соседская семья Гуверов пришла пешком, а их младшая двенадцатилетняя дочь приехала на миниатюрной гнедой лошадке. Элиза, кроме дежурных приветствий, похвалила отличную осанку наездницы и модно остриженный круп у пони.
Животное пустили пастись на лужайке, и его, смеете с хозяйкой, сразу обступили юные леди и джентльмены — для чего, собственно, и затевался этот конный пробег в двести ярдов.
Паре Гиббонсов было лень идти от длинного хвоста припаркованных машин, и они бесцеремонно подъехали на смарт-авто прямо к веранде. Толстый красный водитель оправдывался перед расступившимися гостями:
— Это же не машина, а просто зонтик на колесах! Наконец пришёл самый главный для Элизы гость. Она, не говоря никакой светской ерунды, просто притянула его к себе поближе и взяла под руку.
И ей сразу стало легче.
Уже неделя прошла после того ночного кошмара, когда она услышала голос Никки. Элиза суеверно не говорила с Майклом о той ночи, и каждый новый день вместе был для неё подарком.
Весь дальнейший вечер она старалась не оставлять локоть Майкла ни на минуту. Этот надёжный контакт оказывал на неё самое благотворное психологическое воздействие; теряя его, она начинала нервничать и искать Майкла рукой или взглядом.
По лужайке всё шли и шли гости, здороваясь с Элизой и с интересом поглядывая на Майкла. Шелестя длинным платьем по траве, прибыла Софи — старая подруга Элизы, как считала сама Софи. Тёмно-красное платье гостьи выглядело весьма консервативным, пока взгляд не притягивался окном прозрачности, не признающим никаких табу и быстро обегающим по случайной траектории стройную фигуру девушки.
Элиза и Софи расцеловались, и подруга восхищённо уставилась на плечистого красавца Майкла, производившего сильное впечатление даже в полумраке:
— Представь мне своего кавалера!
Хозяйка приёма оказалась в затруднении: она ещё не знала — будет ли Майкл поддерживать на вечеринке своё инкогнито.
— Это… просто Майкл, — нашла она выход. Пусть сам Майкл уточняет, если захочет.
Такое представление было ошибкой. Элиза давно не жила на острове и не знала, что в последние годы красивые и безденежные молодые люди, которых скучающие одинокие дамы острова могли в изобилии найти в кабачках соседней Виллафранчи, стали так привычны, что даже замелькали в качестве кавалеров на неофициальных вечеринках. И отличались они от молодых людей высшего света острова тем, что их представляли без фамилий, а «просто Джек», «просто Анджи».
