Блейн одним гигантским прыжком преодолел расстояние до двери, сумев по пути подхватить пузырек с эфиром. Его била мелкая дрожь, когда он, остановившись на пороге, оглянулся назад. Резким движением выдернув пробку, он метнул флакон прямо в середину бурлящего зеленого пятна. Чиркнув зажигалкой, он швырнул туда же и ее. Вслед за ослепительной вспышкой последовал страшный взрыв, и все помещение мгновенно превратилось в огненный ад.
Стоя на тротуаре, девушка судорожно вцепилась в руку доктора Блейна; оба заворожено смотрели, как весело полыхал дом. Она обронила:
— Подумать только: ведь я пришла за вами, чтобы попросить помочь заболевшему корью братишке.
— Ничего, мы сейчас же навестим его, — откликнулся Блейн.
С ревом откуда-то вынырнула машина и, взвизгнув тормозами, резко остановилась возле них. Из нее высунулся полицейский, прокричав:
— Вот это пожар! Видно за милю отсюда. Пожарных мы уже вызвали.
— Боюсь, что они явятся поздно, — буркнул Блейн.
— Вы застрахованы? — участливо поинтересовался полицейский.
— Да.
— Все успели выскочить?
Блейн кивнул, а словоохотливый полицейский добавил:
— А мы тут совершенно случайно: ищем сбежавшего из психушки чокнутого.
И он рванул с места.
— Эй! — крикнул ему вслед Блейн. Машина остановилась. — А этого чудика, случаем, звали не Джеймс Уинстенли Клегг?
— Клегг? — задумчиво повторил водитель. — Нет, это имя покойничка, драпанувшего из морга, как только служащий отвернулся на секунду. Самое потешное в этой истории то, что в отсеке, где пребывал отдавший концы Клегг, почему-то обнаружили дохлого бродячего пса. Журналисты тут же заговорили об оборотне, но лично я считаю, что это была самая обыкновенная шавка, и ничего более.
— В любом случае тип, которого мы разыскиваем, — уточнил первый полицейский, — это не Клегг. Его знали как Уилсона. Росточком не вышел, но очень опасен. Кстати, взгляните-ка на его фото.
И он, не выходя из машины, протянул Блейну фотографию. Тот всмотрелся в снимок при свете разгулявшегося пламени. Нет, этот человек ничуть не походил на его визитера.
— Я на всякий случай запомню это лицо, — пообещал Блейн, возвращая фотографию.
— А вам что-нибудь известно о тайне исчезновения Клегга? — полюбопытствовал полицейский-водитель.
— Я знаю только, что он и в самом деле мертв, — искренне заверил его Блейн.
* * *
Доктор Блейн задумчиво вглядывался в огненный вихрь, охвативший его дом и взметнувший языки пламени высоко вверх. Повернувшись к тяжело дышавшему Мерсеру, он недоуменно произнес:
— Знаете, Том, я до сих пор никак не могу уразуметь, как вам удалось врезать этому типу так, что тот не сумел предугадать ваше намерение.
— Увидел пушку — и тюкнул, — развел извиняющимся жестом руки тот. — Я как увидел этот сучок, так и дал этому хмырю наркозу, тут и думать-то нечего!
— Значит, даже и думать не стал! — тихо прошептал Блейн.
Закусив нижнюю губу, доктор уставился на набиравший силу огненный смерч. С треском рухнули потолочные балки, разметав вокруг сноп искр, некоторые из которых упали почти у самых их ног.
За гулом разгулявшегося пламени Блейну послышалось — он воспринял это скорее разумом, чем слухом, — что-то вроде погребальной мелодии, чьи-то странные стенания, постепенно слабеющие, а вскоре и стихшие вовсе.
Брайан М. Стэблфорд
Течение алкиона
На планете, названия которой я не знаю, на склоне большой горы приземлилась «Джевелин». Ее окружают черные валуны, которые человек сдвинуть не в силах. Я замазал трещины в ее серебристой обшивке грязью, но двери у нее больше нет. Внутри она не очень повреждена: правая рубка управления и хвостовые стабилизаторы безнадежны, но стены жилого отсека все еще прочны. Все не так уж и плохо, если не считать того, что строилась она, чтобы стоять вертикально, а лежит на боку. А разве можно спать в вертикально расположенной койке?
Где-то в тридцати или сорока ярдах от корабля в землю вбит крест. Это могила Лэпторна. Она неглубокая, потому что здесь, в этих неспокойных скалах, мало земли. Крест часто падает, словно ветер специально находит его и вырывает. Лэпторна здесь явно не ждали. Меня тоже. Ветер постоянно бубнит мне об этом.
Слева и справа, если взглянуть с горы, вид оживляется еще более гигантскими склонами ленивых черных скал, а перед местом, где я остановился, есть канал, ведущий вниз к равнине через пепельного цвета пустыню. Далеко за обширными песками другие горы образуют стену, которая светится всеми цветами от красного до фиолетового по мере того, как солнце с рассвета до заката вышагивает по серому небу
Коричневые тучи торжественно движутся через мрачное небо, омывая черные лики гор слезами дождя. Постоянно клубящаяся пыль, которая, как и горы, меняет цвет с течением дня, застилает густые кусты, движущиеся пески, серые гребни гор.
У меня длинная борода. Волосы я никогда не стригу, разве что пряди, которые лезут в глаза и мешают смотреть. Я не гордец и за чистотой не слежу, живу в скудости и печали, ничего не делаю для того, чтобы показать, что я человек. Я — завоеватель, я — зверь. Мне незачем напоминать себе, что я из других мест. Я здесь незваный гость.
Еще один день проходит, пустыня сейчас холодного сине-зеленого цвета. Я не всегда чувствовал такое отчаяние. Раньше я ходил вниз на равнину, чтобы принести воды из маленького пруда, который постоянно наполнялся дождевыми потоками, стекающими со склонов. Я приносил воду для питья и стирки. Но со временем я обнаружил, что если не мыться, то можно ходить за водой раз в три дня, и я обленился. Уже давно.
Раньше дни мои были заполнены починкой моего жалкого пристанища, попытками улучшить свою безрадостную жизнь. Я исследовал все возможности местности и решил, что совершу кругосветное путешествие вокруг планеты, которая мне досталась в награду за все мои невзгоды. Но то, что я обнаружил на вершине, за дальней равниной, и на других склонах, не стоило усилий, которые я затратил для того, чтобы добраться до них, и умственная усталость вскоре увлекла мое приключение в пучину бессмысленности.
Настоящее никогда не занимает мой ум. Каждый день похож на предыдущий, и поэтому какой прок вести им счет или польза в попытке придать какому-нибудь из них индивидуальность. Если я о чем-то и размышляю, то никогда о завтрашнем или вчерашнем, но всегда о далеком прошлом, до того как «Джевелин» стартовала с какой-то захолустной планеты Венца и отправилась в путешествие, которое закончилось ее гибелью и смертью Лэпторна, а также моим отчаянием. Я помню другие времена, другие корабли. Как-то одно время я жил на теневой стороне планеты, которая вращалась на внутренней орбите гигантского голубого солнца. Кораблям приходилось забираться внутрь космопортов, спрятанных в глубоких пещерах, полностью защищенных от губительной радиации.
