— «Рыбницу»?
— Такие свертки со стальной сеткой, которыми из гарпуна палишь. Новая вещица в хозяйстве Кулаков, и весьма эффективная, скажу. Правда, все равно двоих потеряли. Силен ублюдок. Весь отдел его брал, да два отделения Кулаков, целая армия…
Маан вспомнил огромное, согнутое непомерной массой, тело, похожее на старое подгнившее дерево. Склонившееся над ним, что-то бормочущее…
— Зачем?
— А?
— Зачем ты везешь меня к нему?
Геалах удивился. Искренне, даже брови приподнялись.
— Ну… Я думал, тебе будет приятно. Посмотреть. То есть теперь, когда мы его накрыли. Может даже, прострелить ему проклятые лапы. Убивать нельзя, приказ Мунна, но на память что-то оставить можно. Как он тебе. А?
— Да, конечно. Конечно.
Должно быть, Геалах не ощущал исходящих от Маана запах Гнили.
Или не хотел ощущать.
Маан вспомнил историю, которую вечность назад рассказывал в «Атриуме» Месчината, человек с холодным лицом убийцы и невыразительными глазами. Про человека, которому начал мерещится запах Гнили, но который отказывался поверить до тех пор, пока признаки не стали видны даже слепому.
«Наверно, это типичная человеческая черта, — подумал Маан, — Отказываться верить в страшное до последнего. Обманывать себя, придумывать оправдания, лгать. Геалах не может не ощущать запаха Гнили, он всегда чуял первую стадию за полста метров, а у меня уже подходит ко второй. Значит, чует, но это настолько не вяжется с мыслью о том, что старина Маан мог подхватить Гниль, что его сознание просто пропускает это мимо».
Опять навалилась смертельная усталость, оцепенение. Ничего не закончилось. Пытка продолжается. Просто еще один акт надоевшей пьесы. Очная ставка двух Гнильцов, один из которых уже сбросил человеческую личину и готовится к мучительной смерти, а второй лишь начинает привыкать к своей новой шкуре. Отвратительное должно получиться зрелище.
Они остановились так резко, что Маан едва не ушиб голову о ветровое стекло. Место было незнакомым, но явно на окраине жилого блока — почти полная темнота.
— Пошли, — сказал Геалах, — У нас минут десять. Потом мне приказано отправить Гнильца куда ему и положено. Но ты успеешь посмотреть.
Разрушенный дом оказался ближе, чем он ожидал, в паре десятков метров от дороги. Сложно было сказать, чем он был раньше — школой, общежитием, административным корпусом, училищем, столовой… Время сделало его безликим, как почти все разрушенные дома. Во времена Большой Колонизации, когда люди, еще не привыкшие именовать себя лунитами, учились закапываться в лунную породу и возводить свои первые строения, ошибки случались на каждом шагу. Неверно оценена плотность грунта или глубина залегания прочных пород. Ошибка в расчетах. Некачественный материал. Памятники той эпохи остались в каждом жилом блоке, и вряд ли их удастся убрать без остатка в течении следующих пятидесяти лет. Слишком много ценных ресурсов требует демонтаж.
Всего два уровня, и стены неплохо сохранились — Маан даже удивился, отчего Гнилец, бегущий от людей, выбрал так близко расположенный к жилым домам остов. В таких обычно ютятся деклассированные. Может, это было его временное пристанище, куда он бежал из разрушенного стадиона. Перевалочная база, точка на пути к новому «гнезду». Если так, ему просто не повезло. Маан не сомневался, что как только на стол Мунна лег отчет о найденной «тройке», тот сыграл боевую тревогу не медля. Контроль не любит допускать ошибок, он тщеславен и заботиться о своей репутации. Гнильца, который едва не отправил в могилу заслуженного старшего инспектора, надлежало разыскать немедля, приложив к этому все силы в распоряжении Контроля. Неудивительно, что они собрали целую армию с новомодными игрушками. И добились нужного эффекта.
Геалах включил переносной фонарь.
— Заходи. Не споткнись, здесь до черта мусора. Направо. Еще направо. Слева дверь, видишь? Туда.
Маан и сам понял бы, куда идти — из дверного проема в центре мертвого каменного зала показывались лучи света, желтые, серебристые и белесые, точно там, как в ночных клубах, была собрана ритм-цвето-установка. Только музыки слышно не было, вместо нее Маан разобрал глухие рокочущие голоса, треск каменных плит под чьими-то тяжелыми подошвами, смешки, шелест ткани и металлический звон.
— Добрый вечер, шеф!
— Добро пожаловать.
— Заждались!
Его окружили, ему жали руку, осторожно, но немного бесцеремонно. Здесь было много уставших людей в массивных бронежилетах и все они были похожи один на другого. Маан разобрал Мвези, Лалина, Месчинату… Здесь был весь отдел. Как в ту славную ночь, когда они брали злополучную «тройку». Маана встретили радостно, каменная комната тревожно загудела, роняя с потолка чешуйки старой штукатурки, слишком уж много человек заговорили одновременно.
— Полюбуйтесь на нашу добычу!
— Не мешайте ему…
— Геалах, был вызов, тебя…
— Огромный же, правда?
— Привет, ребята, — сказал Маан, ослепший от мельтешения фонариков, — Я рад вас видеть.
Стало тише. Инспектора разошлись в стороны чтобы он мог лучше видеть то, что находилось в центре комнаты. Сперва он заметил Кулаков — сбившись в тесную группу, они стояли поодаль, курили, сплевывая дешевым табаком на пол, оживленно жестикулировали и демонстративно не обращали внимания на прочих. Кажется, они были не в духе, и Маан мог понять, почему. Двое людей вышли из строя, один из них окончательно, а слава, как обычно, достанется не им, верным исполнителям, дробящим кулакам Контроля, а этим чистюлям-инспекторам, которые половину жизни тасуют бумажки за письменным столом, зато за каждую операцию получают очередной социальный класс.
А потом он увидел и Гнильца.
Скорчившийся под несколькими слоями тяжелой металлической сетки, он тяжело дышал и, видимо, был очень вымотан. Скорее всего, он пытался вырваться на свободу и истощил даже свои невероятные силы. Он казался меньше, чем во время их последней встречи, и Маан смотрел на него без страха, даже с каким-то детским любопытством. Огромное мясистое тело, раздувшееся, давно потерявшее человеческие очертания, скрытое корообразной чешуей. Вытянутая голова, похожая на еловую шишку, начавшая когда-то зарастать схожей чешуей, но так и не окончившая этой трансформации. И глаза, два отверстия в розоватом мясе, источающие ярость и бессилие. Гнилец тяжело ворочался, согнутый едва ли не пополам, от его скрипящего неравномерного дыхания шелестела бетонная крошка под ногами. Большой зверь, когда-то бывший сильным и смелым, загнанный, побежденный, беспомощный. Маан попытался вспомнить свои прежние ощущения — те, которые он испытывал, когда тяжелые как стальные тросы конечности Гнильца перерубали его руку. Но ничего не вспомнил. Удар, он лежит на полу, Гнилец возвышается над ним и что-то говорит. Он не испытывал ненависти, те события казались скрытыми даже не в другом времени, а в другом человеке. Который уже не был теперешним Мааном, хотя никто из присутствующих об этом и не знал.
