Попытки что-то выяснить у Смитте ни к чему не привели.
- О да! Да, да! - кричал он, то смеясь, то плача. - Так оно! Miserere, miserere me! У ручья, на другом берегу, ты увидишь две вмятины в мягкой земле. То был он. Шорох! Он - вверх, я шагнул и упал... Скелеты и кости! Это след! След, след, след...
У Михелькина от этого тягучего дурацкого киликанья мурашки побежали по спине. Он оглянулся на своих спутников, стремясь в них обрести какую-то поддержку, натолкнулся на пустой и страшный взгляд карих девичьих глаз и испуганно потупился.
Дублёная рожа Киппера перекосилась, он шагнул вперёд и залепил недоумку пощёчину.
- Хватит! - рявкнул он ему в лицо, для чего ему пришлось привстать на носки. - Где травник? Где эта сволочь?
- Травник, травник, да, да, да! - торопливо задышал тот. - Осанна! Осанна! Он явился, явился он...
- Кто явился?!
- Зверь! Зверь из бездны, зверь четверолапый, многострашный и могучий; чудо обло, озорно, огромно, стозевно и лаяй... Н-насекомое, минога и ехидна. Он пыхал паром и огнём, и рыкал так: "Рык! Рык!", а тело его было подобно извивам реки. О страх, о ужас, о смиренье! увы, увы мне! Если бы я только мог взглянуть ему в глаза... Но я не мог: там бездна, бездна холода и страха, лёд, опал, гагат и турмалин... Uam profundus est imus abyssus? [Какая глубина у бездны? (лат.)] Ха-ха-ха! - тут он перевёл свой взгляд на Мануэля. - Как же можешь ты убить, солдат, как можешь ты убить, когда ты сам не знаешь своей смерти, только - жизнь? Что жизнь? Слетевшая с вершин вода... Дай, дай мне каплю твоих слез, они стоят так дорого: ты видел хоть одну? Не для тебя неописуемый восторг! Ах! Ах!..
Всех на поляне при этих словах пробрал озноб. Все перекрестились.
- Смотри-ка: чокнутый, а чешет, как по святому Хуану, - сказал Мануэль. - Как вы думаете, святой отец, что ему привиделось?
- Боюсь, мы этого никогда не узнаем, - с горечью сказал брат Себастьян. - Мы просто ничего от него не добьёмся, вы же видите: он одержим. Хотя, признаться, выглядит это как-то странно. Он говорит in aenigmate [Загадками (лат.)], но в его безумии как будто есть какая-то система... Мы допросим его позже. Киппер, Мануэль. Осмотрите здесь всё. И будьте осторожны. Помните - cavendo tutus, - "остерегаясь убережёшься". Действуйте.
И напоследок подбодрил их на родном испанском:
- Dios los de a Vd buenas.[Да хранит вас Господь (исп.)]
Родригес с Санчесом обнаружились в доме, где они сидели за столом и мирно ели кашу, сталкиваясь ложками в большом горшке. На имена не откликались и, вообще, не замечали ничего вокруг. Вошедшие просто опешили от этакой картины. Себастьян сотворил молитву, Мануэль и Киппер, ругаясь, долго били их обоих по щекам, а те только улыбались, лупали глазами, и с набитыми ртами мычали: "Caougugno... Caougugno..." [Кокань... Кокань.. (фр.)], а когда пришли в себя, так ничего толком и не смогли рассказать.
Алебарды их валялись в углу, камин погас, только от углей по дому струился горьковатый дымок. Полки, некогда уставленные алхимическими бутылками, рухнули, посуда вся валялась на полу, стекло поразбивалось вдребезги; не уцелело ничего. На каминной полке россыпью лежал различный хлам, странная коллекция предметов, похожих не то на детские игрушки, не то - на языческие фетиши.
За домом, у задней двери в сугробе лежал Анхель, мёртвый и уже остывший. А грудь его...
Грудь его была разворочена пулей.
- Проклятие, - Родригес опустился перед ним на колени. - Как же ты так?.. Как же ты, hombre... Ну, как же ты так?!
- Не бяжется здесь чего-то, - мрачно заявил Хосе-Фернандес. - Ведь не стреляли же б него из пули-то, так, одна бидимость, а глянь-ка - помер... Не иначе, и бпрямь колдобанье.
Как всегда в минуты острого душевного волненья каталонец путал "б" и "в". Смеяться над этим никто не решился. Мануэль угрюмо молчал. Молчала и пленённая девица.
Санчес между делом основательно пошарился по сундукам, под нарами, стащил с полки большущий железный фонарь, потряс его - проверить, есть ли там масло, удовлетворённо кивнул и вознамерился забрать с собой.
- Санчес, - необычно холодно сказал Родригес.
- А?
- Поставь его. Зажги и поставь на стол. И ничего не трогай в этом сатанинском гнезде.
- Какого дьявола, Аль! Я же только...
- Поставь, я сказал! - рявкнул тот. - Хватит нам одного Анхеля! Вообще, нельзя здесь брать ничего! Здесь надо всё пожечь, - решительно подвёл он итог и с отвращеньем сплюнул на пол. - Как следует прожарить это место. Это добром не кончится, если всё как есть оставить.. Аду - адово, огонь - огню. Я прав или не прав, святой отец?
- Пожалуй, прав, - согласился тот.
- Что же вы тогда тут кашу жрали? А? - спросил его Хосе-Фернандес.
Родригес побледнел, как будто лишь сейчас об этом вспомнил, бросил алебарду на пол, зажал руками рот и выскочил наружу.
Брат Себастьян покачал головой и повернулся к Санчесу, который оказался крепче нервами.
Или желудком.
- Неплохо было бы заполучить какие-нибудь доказательства волшебства, сказал монах. - Вот что, друг Алехандро, собери-ка вон с той с полки все эти штуки, только осторожно, не уколись: с алхимика вполне могло бы статься напитать их каким-нибудь ядом... Остальное... Да. Пожалуй, сам дом надо сжечь. А ты что скажешь, Томас?
Молодой монах кивнул. Он до сих пор пребывал в каком-то полусне и ничего не говорил.
Воцарилось молчание. Слышно было, как на улице тошнит Родригеса. Все теперь смотрели на Мануэля, точнее, на его оружие - изящный меч, полуторный, похожий на кончар.
- Чего вы на меня все так уставились? - угрюмо набычился Мануэль. Меч не отдам: это мой трофей, мои деньги. И потом, сталь - всегда сталь; хорошему оружию всё равно, кому служить.
Возражений не последовало.
Травник, однако, и вправду исчез бесследно, только на пороге хижины валялись ножны от меча. Мануэль подобрал их и после недолгой возни с подгонкой ремешков приладил у себя на поясе. Памятуя речи Смитте, четверо испанцев и немец осмотрели всё вокруг, ища следов, которые упоминал сумасшедший толстяк, но было темно, да и снег вокруг был так истоптан ими же самими, что разглядеть что-либо было затруднительно.
- Как бы то ни было, а этот Смитте говорит правду, - сказал Мануэль. Кто-то был здесь и унёс с собою тело. С такими ранами не ходят, я своё оружие знаю. Когда я брал его меч, этот парень был мёртв, как гентская ветчина.
- Но не улетел же он!
- Может, это тот летучий ублюдок его утащил? - предположил Родригес и посмотрел в затянутое дымкой небо. - Кстати, что это была за тварь?
- Не знаю, - Мануэль покачал головой. - Похож на человека. Маленький, пухлый, лицо щекастое, как груша. Наверное, какой-то местный el duende. [Букв. "Дух места", домовой (исп.)] Я его почти не разглядел, а вы?
- Разглядели бы, тогда б не спрашивали... да...
- Да разбе он летал? - поскрёб в затылке Хосе-Фернандес. - Летать могут только ангелы. И птицы. Не походил же он на ангела! Наверное, скачался на берёбке с дереба, бсего-то и делоб. Берёбку надо поискать...
