Где-то порядочность может оказаться совсем иной.
Она может состоять в том, чтобы ради победы рвать у судьбы каждую случайность, дающую перевес, пользоваться любой мелочью, — ведь на карту поставлена судьба родного мира!
И не только судьба того мира поставлена на карту, вдруг понял Солт с ужасом. Ведь и мой…
Впервые до него отчетливо дошло, что состязание может окончиться не так, как он до сих пор был уверен. Собственно, впервые он осознал то, что для Сокровенных он, Солт, ничем не лучше того. Дальнейшее существование его общества, казавшееся доселе единственно реальным, правильным и вечным, только от Солта зависело теперь. И действительно, действительно могло прекратиться навсегда.
Нет, нет, нет! Спокойнее! Давай сначала. Я должен поступать, как хочу. Поступать нечестно я не хочу. Но поступать неправильно я тем более не хочу! Разве могут честное и правильное не совпадать? Неправильное быть честным, а нечестное — правильным? Но ведь, взяв карабин, получив преимущество, я поступлю нечестно.
А отказавшись от преимущества — поступлю неправильно… и в конечном счете тоже нечестно по отношению к доверившимся мне!
Ерунда! Какое это преимущество — взвалить на себя груз подлости, взять отвратительный механизм убийства, подброшенный для искуса…
А если увидишь, что противник собирается применить его против тебя?
А если он не собирается вовсе?
Я все равно не смогу выстрелить! Для чего же брать эту дрянь?
Да, но как на это смотрят Сокровенные?
Этого нельзя знать! Этого никто никогда не знает!!
Погоди. Подумай еще. Как следует подумай. Ведь не может быть, чтобы из этой неожиданной чепухи не было выхода. Решение где-то рядом, только надо успокоиться. Ошибиться нельзя! Солт резко встал, его колотило.
Рассуждай логически. Взять — значит обрести дополнительную силу, доказать свое умение пользоваться любой случайностью для достижения цели. Не исключено, что это приведет к победе. Но взять — значит поступить трусливо, признаться в бессилии достичь цели средствами, допустимыми в рамках твоей же собственной морали. Не исключено, что это приведет к поражению.
Солт хрипло рассмеялся.
Значит, выбрать логически нельзя в принципе. Для этого нужно заранее знать либо универсальные аксиомы — это невозможно, даже если они есть, либо конечный результат обусловленных выбором действий. Это тоже невозможно.
А ведь если я не могу понять, что делать, значит, я не вполне верю в моральные аксиомы моего народа… значит, у нас что-то неладно! Так это могут понять Сокровенные!
Но разве это, напротив, не доказательство перспективности — отсутствие тупой самоуверенности, критический подход к себе и к миру?
У тебя нет времени! На тебя смотрят! Пауза в тупике — не в твою пользу! Думай быстро и правильно!
Значит, брось думать!
И что сделать потом?
И зачем только я полез в этот сундук…
Для Сокровенных любопытство — достоинство?
Не смей думать об этом!
Может ли быть так, что тот не заинтересовался сундуком?
Не смей, не смей, не смей об этом думать, слышишь?
Этого нельзя знать!
Зачем только я полез…
Ну вот. Не можешь справиться с ситуацией и, как плохо воспитанный малыш, вместо того чтобы искать выход, начинаешь жалеть о содеянном. Уклонение от действий, пусть необязательных, но расширяющих знание о мире, — признак трусости, нищеты духа!
Или организованности?
Надо идти. Пока я не сошел с ума, надо идти вперед.
А ведь тот, быть может, не колеблется. Идет с карабином на изготовку, уверенный, что поступил правильно, единственно возможным образом… и что я поступил так же… а если не так же, то и очень даже удачно, что в противники такой лопух попался.
А ведь это недоверие — неоправданное, необоснованное, немотивированное недоверие к нему — тоже не в мою пользу. Почему это, собственно, я решил, что тот подлее меня? В глубине души, значит, я сам подлец?
Не иду на подлость, только боясь, что Сокровенные накажут?
Но разве не достоинство — осторожность?
Но разве не недостаток — трусость?
Если бы только собственная смерть! Но — город!..
Солт уже знал, уже всей кожей знал, как это будет.
Это будет вдруг. Но в короткое ускользающее мгновение, прежде чем мир погаснет, мозг успеет понять, что проиграл, что город обречен, и все уже ясно, и все уже непоправимо.
Что станется с Жале во Внутренних мирах?
Почему ты задумался о Внутренних мирах? Ты, кажется, уже собрался проигрывать? Уже решил, что проиграл? Уже проиграл в душе?
А может, взять карабин с собой, только батарейку вынуть? Можно пугнуть, а повредить — нет…
Кого ты хочешь обмануть? Себя? Сокровенных? Это верх трусости, гнусности, бессилия — отказаться не хватает смелости, но и решиться нет сил, и начинаешь мелко, пакостно изворачиваться…
Мне что за дело, как поступит мой враг? Мне не выгадывать надо, а жить, быть собой. Разве может быть одна мораль для друзей, а другая — для всех остальных? Не может. Значит, я должен доверять ему, как другу. И ему будет хуже, если он обманет это доверие.
Пусть он меня убьет. Это подлость, я уверен. Его подлость погубит его город. Его, а не мой. Подлость всегда разрушает в первую очередь самого подлеца! Пусть он меня убьет!
Разве не достоинство — равный подход ко всем, соблюдение принципов всегда, с кем бы ни столкнула судьба?
Но разве не недостаток — неспособность к маневру, к виражу, из-за которой распрекрасные принципы обращаются в благоглупости, порядочность в подлость, добро в зло, потому что приводят к поражению?
Это какой-то кошмар! Зацепиться не за что! Любое человеческое качество — любое! — в зависимости от ситуации может оказаться и хорошим, и плохим. Но ведь не мы выбираем ситуации, жизнь выбирает!
А почему, собственно, не мы?
И в самой грязной ситуации главное — не запачкаться, не изменить себе, остаться честным…
Хороша честность, если она отдает меня и моих родных на милость чужака! Это не честность, а уход от ответственности — пусть думают, пусть действуют другие, а я честный, эта ситуация не для меня! Дайте мне другую, поблагороднее, или я палец о палец не ударю…
В гробу я видел такую честность!
Если бы я был умнее, я, быть может, придумал бы, как поступить. Если бы я был глупее, я, быть может, вообще бы не задумался. Но я такой, как есть! И мне решать!
А может, все мои муки — это лишь доведенная до предела растерянность раба, не могущего отгадать, чего желает хозяин? Как бы угодить? Как бы не проштрафиться? Чего изволите? А он не отвечает, усмехается молча и только поигрывает плетью…
