Принцесса почувствовала, что душа ее уходит в пятки и желудок проваливается туда же. Кажется, они столкнулись с тем самым человеком, на которого чары Мисаурэни не действуют, и, если он кликнет своих товарищей, не избежать им строгого допроса. А уж о том, чем он может для них закончиться, и думать не хочется…
— У этой блестящей кругляшки, которую я называю «крылатым оком», ибо производит она на людей столь же неотразимое впечатление, найдутся три подружки, — обворожительно улыбнувшись, заверила Мисаурэнь тяжелолицего жреца, с ловкостью фокусника извлекая из складок одежды золотые монеты. — Нам вряд ли удастся попасть сюда послезавтра, но раз уж случай привел в Ул-Патар накануне Священного дня, грех было бы не взглянуть на место, с которого Хранитель веры возвестит волю Божественного Кен-Канвале.
— Великий грех, — подтвердил желтохалатник, ловко сгребая монеты и делая двум устремившимся к нему жрецам знак, что беспокоиться не о чем, необходимое на посещение храма разрешение у высокородных дам имеется. — А что касается «крылатого ока», то, попомните мое слово, через пару дней значить оно будет не больше, чем вот это! — Он громко щелкнул пальцами и изобразил на своем лице нечто, отдаленно напоминающее улыбку.
— Так, значит, ай-дана?.. — притворно ахнула Мисаурэнь.
— Она будет Повелительницей империи! В этом не может быть никаких сомнений! — снисходительно заверил ее жрец. — Ступайте за мной, я покажу вам помосты и расскажу, где будут стоять Баржурмал, Тимилата и сам Хранитель веры.
Мисаурэнь, подхватив принцессу под руку, устремилась за бритоголовым, а Батигар подумала, что ежели боги к человеку благоволят, то и незаладившееся у него иной раз дело удачей оборачивается.
Глава четвертая. СВЯЩЕННЫЙ ДЕНЬ
Старшая сестра фора Азани обвела приглашенных Во-камом лекарей выжидательным взглядом и спросила:
— Неужели нет совсем никакой надежды? Почему никто из вас не сделает хотя бы попытки спасти Марикаль? Чего стоят ваши хваленая мудрость, знания и умения, если вы даже не попробовали вырвать ее из тенет безумия?! — Она схватила стоящего ближе всех Ингереда за руку и дернула так, словно хотела оторвать рукав его бледно-зеленого халата. — Почему молчишь ты, дворцовый лекарь? О тебе рассказывают, будто ты способен излечить любую болезнь и только мертвеца не можешь воскресить! Но сестра моя жива! Она жива, а вы уже отступились от нее!
— Мы лекари, а не волшебники, Аджибар. Душа твоей сестры покинула тело. Она никого не узнает, перестала понимать человеческую речь и принимать пищу, разучилась ходить. Мы явились сюда по первому зову и сделали все, что было в наших силах. Ты сама видела… — Нависший над женщиной подобно громадному утесу Ингеред не пытался освободиться, и крупное, изрезанное глубокими морщинами лицо его не выражало никаких чувств, что, по-видимому, окончательно вывело Аджибар из себя.
— Я вижу одно! — прервала она дворцового лекаря. — Лучшие врачеватели Ул-Патара готовы позволить моей сестре умереть! Все вы не любите Базурута, но не стоите даже его мизинца, если не можете снять с Марикаль наложенные им чары!
— Сестра, не теряй голову! — прошептал изуродованным ртом Азани, однако никто, кроме склонившейся над его ложем Сильясаль, не услышал раненого.
— Обычный кусок заточенного металла без всяких чар натворит столько бед, что всем лекарям империи будет не под силу их исправить, — смиренно изрек Ингеред и, неожиданно протянув огромную волосатую лапищу, притянул Аджибар к себе, прижал ее голову к своей широченной груди. — Убить способен любой сопливый мальчишка, а воскрешать не умеем ни мы, ни Повелитель империи, ни сам Предвечный. Прости, что мы не оправдали твоих надежд…
Горькие рыдания сотрясли Аджибар, и это послужило сигналом для собравшихся в зале лекарей. Один за другим они потянулись к выходу из предоставленных фору Азани яр-даном апартаментов — их ждали другие страждущие, и раз уж они ничем не могли помочь Марикаль, им незачем было более задерживаться здесь. Собственно говоря, им не следовало даже приезжать во дворец Бар-журмала, ибо если уж вызванный Вокамом для лечения израненного йомлогом фора Ингеред оказался бессильным что-либо сделать для Марикаль, то от них и подавно нечего было ожидать. Потому что, хотя и поругивали они за глаза дворцового лекаря, ни один из них не стал бы всерьез утверждать, будто лучше, чем он, разбирается во врачевании ран, болезней и душевных недугов. Однако отклонить приглашение в Золотую раковину желающих не нашлось, ибо шутки с «тысячеглазым» плохи, особенно когда сам он шутить не расположен.
А Вокам, похоже, и в самом деле желал во что бы то ни стало вернуть рассудок младшей сестре фора Азани, иначе вряд ли он пригласил бы к ней помимо столичных врачевателей чернокожего юношу и двух чужестранцев с удивительно светлой кожей. Кто они и откуда взялись, было неизвестно, но, судя по тому, что Ингеред позволил им осматривать Марикаль вместе с другими признанными лекарями, чужаки оказались здесь не случайно, хотя соображениями своими с коллегами поделиться не пожелали.
Подождав, когда ул-патарские врачеватели покинут комнату, дворцовый лекарь устремил вопросительный взор на приведенных Реглом чужестранцев и поинтересовался:
— Желаете ли вы сказать мне что-нибудь наедине или согласны с тем, что мы не в силах помочь несчастной девушке?
— Помочь Марикаль невозможно, но мы действительно хотели бы побеседовать с тобой наедине, — проговорил светлокожий мужчина с тонкими чертами лица, назвавшийся, кажется, Лагаширом. — Дело наше не терпит отлагательств и некоторым образом касается Марикаль и ее родственников, однако прежде всего, я думаю, нам следует обсудить его с тобой.
— Извольте. — Дворцовый лекарь осторожно отстранил от себя Аджибар, которую Сильясаль поспешила усадить в кресло, стоящее подле ложа Азани, и двинулся в смежную комнату. Лагашир, Гиль и Мисаурэнь последовали за ним. Убедившись, что здесь им никто не помешает, Ингеред указал чужеземцам на стоящие вокруг круглого столика кресла и сам опустился в одно из них, жалобно скрипнувшее под тяжестью его массивного тела. — Итак?..
Лагашир на мгновение задумался, собираясь с мыслями, а затем спросил:
— Известно ли тебе что-нибудь о кольцах Тальога, уважаемый?
— Ты имеешь в виду колдовской атрибут, созданный древними умельцами и называемый также Ловцом Душ? Мне доводилось читать об этом приспособлении, но поскольку магия никогда не входила в круг моих интересов, я довольно смутно представляю его действие, — осторожно ответил Ингеред.
