Поздно. Серый купол накрывает их обоих. Она смотрит в снег. В голове пустота.
Три или четыре раза погоня проходит в двух шагах, не замечая их. Ночь режет лунный свет и сталь клинков. Потом Фриц обмякает на руках. Ещё десяток шагов, и оба валятся на снег на небольшой поляне. Конец.
И вдруг...
"Кукушка!"
Ялка поднимает голову.
...Искристый рог, сиянье звёзд в синеющих глазах, изгиб лебединой шеи, какой не снился и арабским скакунам...
- Высокий... Ты...
"Я, Кукушка".
- Зачем ты здесь? уходи! Им нужны только мы. Они тебя убьют!
"Тебе нельзя останавливаться".
- Я не могу идти. "Садись на меня".
- Фриц... - она оглядывается. - Я не брошу его.
"Глупая! Ты всё погубишь! Я не унесу двоих, я и так позволил себе слишком много! Мальчишка всё равно ушёл в надрав. Садись! Есть ещё время!"
- Ему можно помочь? Жуга уже один раз вытащил его. Ты это можешь? Пауза. Молчание. Голоса всё ближе.
- Ответь, высокий] Ты можешь ему помочь? "Да. Я могу".
- Тогда обещай мне! Если я хоть что-то значу для тебя, обещай мне, что поможешь ему! Обещаешь?
"Хорошо. Я обещаю".
Этот миг запомнился очень отчётливо. Единорог подогнул передние ноги, опустился на колени. Ялка, ухнув, подняла безжизненное тело мальчика и перекинула его через конский хребет. Руки и ноги Фрица беспомощно свесились с боков.
- Он не упадёт?
"Нет".
На мгновение ей захотелось, чтобы высокий не уходил. Но она знала, что это не поможет. Люди, которые преследовали их, свято верили в железный маховик испанской власти, королевского и папского престолов. Даже если она предстанет перед ними девственницей на единороге, они этого не поймут. Не примут. Истолкуют ложно. Не поверят.
Да и всё равно - уже поздно.
Один прощальный, долгий взгляд; потом единорог присел, встопорщил за спиной два призрачных крыла и прянул в небо, - только ветер в волосах.
Скачи, высокий.
Ох, скачи!..
Спасибо ветер! Ветер, я с тобой.
Город, снег.
Вместе с песней оставила я свою боль,
Ветер унёс мою жизнь в океан.
И я с тобой, весёлый смех...
Спасибо за ветер!
[Стихи Андрея Карпенко, Истерика / проект "Вампирские песни" ("Пикник", "Хаурам", Анри Альф).]
Потом были солдаты, боль врезающихся в запястья верёвок, тычки, увещевания монаха... Дом - в дым. Истоптанный кровавый снег, зарево пожара,, три дня долгого пути, для Ялки слившиеся в долгий неразборчивый кошмар без всяческой надежды пробудиться.
...Заскрежетал засов. Дверь комнаты хлопнула, и на пороге появился Михелькин. В руках его был поднос со свежей снедью - ветчина, сыр, лук, тушёные грибы. Он задержался на пороге, смущённый, с удивлением посмотрел на нетронутый обед, потом на поднос в своих руках. Девушка даже не взглянула в его сторону, продолжала смотреть за окно.
- Ялка... - осторожно позвал он.
- Не называй меня так, - мёртво сказала она. - И вообще - уходи.
- Но так нельзя... ты же так ничего и не поела.
- Я не индюшка, чтоб меня откармливать перед костром.
- Не говори так! Они хотят тебе добра.
- У-хо-ди, - раздельно произнесла она и, наконец, повернула голову к нему. - уходи, Михелькин. Я не хочу ни о чём с тобой разговаривать. Меня от тебя тошнит.
Парень растерялся. Поставил свой поднос на стол и шагнул вперёд. Протянул руку.
- Ялка...
Девушка перегнулась пополам, и её фонтаном вырвало на пол.
* * *
У самых скал, у мокрого, чернеющего на снегу пятна пожарища Золтан осадил своего коня. Соскочил на землю, забросил поводья на луку седла. Огляделся.
- Так, - с горечью в голосе сказал он, - я всё-таки опоздал.
От дома остались только стены, сложенные из плитняка, да и те наполовину обвалились. Балки, двери, лежаки, полы и потолки - всё дерево сожрал огонь, не пощадив ни банного пристроя, ни навеса, ни сарая, ни проточных желобов. Снег был ужасающе истоптан, а в нескольких местах обильно залит кровью. Золтан осмотрел обугленную чёрную коробку дома снаружи и изнутри, но не нашёл ничего, что пролило бы свет на судьбу травника и двух его учеников.
Точней - ученика и ученицы.
Пока он ехал, распогодилось, и дождь как будто поутих, и сейчас Золтан решил расположиться на привал. Коню необходим был отдых, Хагг распряг его и некоторое время водил в поводу. Корыто уцелело. Он разбил кинжалом корку льда на каменной чаше, зачерпнул в ладони ледяной воды, напился, а остатки выплеснул в лицо. Прищурился на солнце.
Судя по всему, пожар случился здесь дня три тому назад, или четыре. Если кто-то и остался жив, то всё равно сейчас его было уже не догнать. Надо было искать какими-то другими методами. Золтан ещё раз огляделся внимательно вокруг, обошёл по кругу маленькую долину и со второго раза вдруг заметил какие-то знаки на большом, отдельно стоящем камне. Приблизился. Надпись была совсем недавней - четыре неровные руны, нацарапанные чем-то острым. Выглядело это так:
Первую из них Золтан опознал сразу: деревянные столбики с руной Hagla для защиты полей от града и по сию пору очень часто ставили в северной Фризии. Второй шла Ansuz (Золтану вдруг сразу вспомнилось давнишнее гадание и слова Жуги: "Четвёртая руна. Бог. А может, дикий гон,.."). Последние два знака были Золтану незнакомы, но не требовалось семи пядей во лбу, чтобы после этого понять смысл этой надписи: "ХАГГ". Он постоял, кусая губы, потом направился туда, где сбросил на землю вьюки, вытащил из них походный маленький топорик, вернулся к камню и принялся копать. Снег скоро кончился, пошла земля, неплотно утрамбованная, комковатая. По всему было видно, что здесь недавно копали. Ещё несколько осторожных ударов, и в руках у Золтана оказался увесистый свёрток, крест-накрест перевязанный кожаным шнурком. Хагг разрезал его. Внутри оказались: большая плетёная коробка, уже знакомая Золтану тетрадь и несколько листов сухого жёлтого пергамента, свёрнутых в трубку. Золтан развернул свиток и вздрогнул.
"Мои поздравления, Золтан",
- гласила самая первая строчка.
- Сукин сын... - Пробормотал он. - Он что, и в самом деле всё провидит наперёд?
Он отложил тетрадь и коробку, близоруко сощурился и стал вчитываться в исписанные мелким, торопливым и неаккуратным почерком листы со множеством зачёркиваний и исправлений.
"Мои поздравления, Золтан. Я всегда знал, что ты очень умен не дурак, но всё равно приятно ещё раз в этом убедиться. Хорошо, что ты догадался рыть под камнем.
Но к делу. Ты знаешь много, но не всё. Я не говорил тебе, так было нужно, но сейчас мне некому больше довериться. Происходит что-то очень нехорошее. Тебе известно, что ко мне пришли мальчишка и девчонка? Так вот. Может статься, что я не смогу больше их опекать и учить. Видишь ли, если ты читаешь эти строки, то меня, скорее всего, уже нет в живых. Или же случилось так, что мне пришлось спешно оставить дом, и неизвестно, как и когда мы снова с тобой встретимся. В любом случае мне есть, что тебе сказать.
