— У меня?
— У тебя! — Профессор грузно оперся о деревянную столешницу, так, что затрещали сосновые доски. — Светка ведь по тебе давно сохла. Еще как только в университет поступил, все на кафедре трещала, какой парнишечка симпатичный появился. Может, чего случилось у вас, да она и ушла?
Олег не нашелся что ответить. Уж к кому к кому, а к Светке он питал самые что ни на есть приятельские чувства, да и с ее стороны каких-либо намеков не помнил. Ну, болтали иногда на археологические темы, пару раз смеялась над ним из-за неумелых попыток охмурить Дашу, да давала советы, как себя вести с девушками. Вот и все.
— Ладно, не обижайся, — Заржевский похлопал Олега по плечу, — я тут всякую ерунду несу. Как Светка пропала, все прийти в себя не могу, словно шаг где-то неверный сделал и в пропасть лечу. Все так хорошо начиналось, а сейчас кувырком пошло. Еще и Трофимов сюда решил пожаловать, вчера телеграмму из райцентра привезли.
Олег удивился. Академика Святослава Трофимова он знал давно, тот часто бывал у них дома в Петербурге, дружил с отцом. Но что делать академику, ученому с таким именем, физику-теоретику, на рядовом, по сути, археологическом изыскании?
— Еще участковый этот пристал, — продолжал брюзжать Заржевский, — весь день мне вчера как заведенный твердил: «уезжайте-уезжайте». Я как отсюда уеду?! Ведь мы же открытие мирового масштаба сделали. Я после этих раскопок свою научную школу создам, академиком стану. Вон Полосьмак [2], «алтайскую принцессу» нашла, так весь мир гудит. А он мне «уезжайте», да я костьми лягу, а с раскопов этих ни на шаг не уйду. Теперь и гранты на исследования посыплются, и приглашения в заморские университеты.
— Вам слово «Хорт» что-нибудь говорит? — прервал Олег вошедшего в раж профессора.
— Хорт? — не понял Заржевский. — Какой хорт?
— Фамилия у местного участкового странная — «Хорт».
— Слышал что-то такое, только вот где — не обессудь, не помню.
Змеиный топор
Сколько ни вглядывался Олег в кусты, вязкой сетью опутавшие крутой склон на другой стороне оврага, Хорта он рассмотреть так и не смог. Они договорились встретиться здесь у развилки, где глубокий овраг разделялся на две части и рваными линиями уходил в сторону озера. Берест уже пожалел, что поддался на уговоры участкового поискать Светку у оврага, так, на всякий случай. Ведь милиционер сам говорил, что ее уже не найти. Целых два часа Олег буквально продирался сквозь заросли волчьей ягоды, измазал все лицо в липкой паутине, едва не подвернул ногу, оступившись на прогнившем стволе поваленной березы, пока не вышел на какое-то подобие тропинки и не наткнулся на развилку оврага. И что в итоге? Участкового на месте не было, хотя обещал идти параллельным курсом вдоль другой стороны.
Услышав в стороне от себя треск ветвей, Олег обернулся. На тропинку вывалился великан в защитного цвета энцефалитке, потряс седой шевелюрой, выбрасывая из волос застрявшие остатки сухих листьев.
— Вы? — Олег опешил от неожиданности. — Здесь?
— Привет, Олежка! Слушай, ну и студентки пошли. К лагерю подошел, встретил такую всю из себя, в маечке, в шортиках, говорю, я академик Трофимов, мне Береста бы найти. А она, представляешь, даже глазом не моргнула, подумаешь, академик какой-то шляется, махнула рукой в сторону леса, мол, ищи где-то там, и дальше пошла. Никакого уважения.
— А Вадим Петрович вас завтра ждет, — только и нашелся что ответить Олег.
Академик поискал глазами, где можно присесть, подошел к поваленной сосне и грузно умостился на прогнившем стволе.
— Пусть ждет. Заржевский ваш, прости за скудность речи, дурак конченый. — Напускная веселость уже сошла с лица академика, и он со злостью сплюнул. — Я ему еще в семидесятых годах советовал не лезть в эти места. Нельзя тут копать, не то место, чтобы соваться, как говорится, «в калашный ряд».
Олег удивленно посмотрел на академика. Злым Трофимова он еще ни разу не видел. В доме у них академик все больше песни под гитару пел, да скабрезные анекдоты рассказывал.
— Первый раз со странностями здесь столкнулись еще в сороковые. — Трофимов поднял с земли кусок засохшей ветки и в задумчивости острым концом стал выковыривать из земли прошлогоднюю сосновую шишку. — Во время войны тут немцы десант высадили. Чего конкретно искали — не ясно. Но учитывая, что фюрер со своими ребятами оккультизмом всерьез увлекался, то место высадки понять можно. Алатырь тот же, древние сакральные центры финно-угров. Я ведь родом почти из этих мест. Пацаном был, когда немцы через нашу деревню шли. Представь состояние. Хоть и не глубокий, но тыл, а тут утром по улицам немецкий отряд шагает. Все в камуфляже, мы тогда даже и не знали, что такая форма есть, с автоматами. Молча идут, как привидения. А в деревне старики, бабы да дети, мужиков всех на фронт забрали. На краю только милиционер их встретил. Троих положил, да куда ему со своим «наганом» против автоматов и пулеметов. Через два дня в окрестные места нагнали столько наших войск, что впору было фронтовую операцию проводить. Остатки отряда оттеснили к озеру и уничтожили. Но число обнаруженных тел было намного меньше того, что описывали жители, видевшие отряд. Куда делись остальные, не ясно. Сгинули в болотах, наверное. Меня после этого мать в Вологду увезла, да так я там и остался. Представляешь, больше пятидесяти лет в этих местах не был, а как будто вчера отсюда ушел. По лесу иду и каждую тропинку помню. Вот эта, — академик махнул в сторону едва заметной дорожки примятой травы, — в Дерягино ведет, а эта в Курково. Все помню.
— Святослав Владимирович, вы же здешний, скажите, кто такой Юма?
Академик усмехнулся и откинул рукой падающие на широкий лоб волосы.
— Правду мне про тебя говорил отец твой, что нюх у тебя, как у настоящего ученого. От кого услышал-то?
— От местного участкового.
— Юма, он же Юмала, одно из самых древних божеств финно-угров. Часто его изображения находят в виде огромного медведя. По одним мифам, он охраняет вход в потусторонний мир, по другим — сам является владыкой этого мира. Шаманы финно-угров считали себя потомками Юмы, при камлании могли с ним общаться и даже, по дошедшим легендам, перевоплощаться в него.
— А Хорт?
Академик пристально посмотрел на Олега:
— А это откуда знаешь?
— Так ведь у участкового фамилия Хорт.
— Значит, Хорт. — Академик помолчал и грустно вздохнул. — Ох уж мне этот участковый. Веришь, Олег, никогда не был атеистом, вроде физик, академик, по статусу должен быть закоренелым материалистом, но никак не получается. Я ведь в деревне чужим был. Отца моего с Вологды перед войной в Дерягино колхоз местный поднимать направили. Я там всего два года прожил, но хватило на всю жизнь. Деревня отдаленная, замкнутая, чужих почти нет. Они и советскую власть приняли спокойно, будто и не заметили. Вера у них странная, вернее сказать — двоеверие. Вроде христиане православные, обряды соблюдают, постятся, по воскресеньям и в праздники в церковь ездят. Только вот Юму боятся. Ходит у них поверье, что похоронен он где-то рядом. А охраняет могилу черный пес. Собаку эту видят периодически и рыбаки на озере, и ягодники, и грибники. И я ее один раз видел, правда, издалека. Пошли с мальчишками в лес за брусникой, я чуть приотстал, место ягодное нашел, вдруг друзья мои с выпученными от страха глазами назад несутся. Корзины побросали, летят так, что собьют и не заметят. Я-то местных страшилок не знал, так и остался стоять, не понимая, от чего такая паника. Потом смотрю, между деревьев мимо меня огромная черная тень мчится. Тут уж и я в штаны наложил и такого деру дал, что только в деревне остановился. И, знаешь, мальчишкам за потерянные корзины никто дурного слова не сказал, перекрестились только в сторону леса, оглядываясь. А собачку эту Хортом звали.
Олег удивленно посмотрел на академика. Тот отложил палку в сторону, привстал, потянулся с хрустом, затем сосредоточенно огляделся по сторонам, остановив взгляд на одном из крупных деревьев, и снова усмехнулся:
