Слева от дивана раздалось громкое покашливание. Семен Михайлович с красным лицом стоял в проеме двери и мял руками шапку. Снять пальто и переобуться еще не успел. Сколько же он там уже стоит?
– Что здесь происходит? – чеканя каждое слово, спросил Семен Михайлович.
Я воздел руки к потолку:
– Улыбнулся не вовремя! Да кто ж знал, что…
– Он смеялся над нами, да еще и театром дразнил! Гуманитарий! – крикнула Ира.
Семен Михайлович сглотнул слюну и произнес нарочито спокойно:
– Послушай меня внимательно, будущее российской науки. Ты уже второй год диссертацию домучить не можешь, ты не ученый, ты аспирантка, а хамишь, между прочим, кандидату филологических наук, который при защите ни копейки никому не заплатил, да и банкет, если верить моим ваковским друзьям, устроил вопиюще скромный. В столовой факультета, если не ошибаюсь.
Я подорвался с дивана:
– Трудные были времена! Первый год после вуза…
Семен Михайлович жестом усадил меня обратно.
– Так что не надо рассказывать нашему гостю про ваковскую «кухню». Он разбирается в ней получше тебя, поэтому и улыбается! Кстати, этот гуманитарий таблицу квадратов до сотни в уме щелкает! Вернись, пожалуйста, к работе. Ты меня очень разочаровала. А вас, Дмитрий, я попрошу посидеть в этом террариуме еще десять минут. Мне нужно привести себя в порядок и сделать несколько звонков. Потом добро пожаловать в мой кабинет.
То тебе шикарный цветник, то террариум.
Попили чайку!
Ольга Гаврилова отвернулась от монитора и поманила меня жестом.
– Дмитрий, идите ко мне! Я новую главу начала. Смотрите, сейчас в пэдээфе покажу. Красиво получилось!
– И у меня новая глава! – донеслось с другой стороны стола.
– И у меня посмотрите. Вы таких формул еще не видели!
– И у меня!
– У меня тоже интересно!
– Давайте же, Дмитрий! Видите, как вас девушки упрашивают? Пройдите еще кружочек, потыкайте пальцем в мониторы. Ну же! Спросите у нас что-нибудь! Когда к нам еще такого журналиста-парашютиста пришлют?
Встал и пошел смотреть. В мониторы не тыкал. Вопросы не задавал. Сами все разъясняли и показывали. Стрекотали, как пулемет.
Приблизился к Ире. Монитор выключен. Сидит – не шелохнется. Зыркнула на меня и снова в одну точку уставилась. Осторожно обошел, демонстрируя поднятые ладони, и утонул в нелинейных дифурах Маши Солодкиной.
Закруглился через полчаса. Вежливо попрощался с девушками, пожелал им успехов и отправился к Семену Михайловичу.
В кабинет вошел без стука – никого. Уселся в кресло и стал ждать. Вспомнил, как Васильев завел меня сюда и стал экскурсоводить. «Вот этот стол, заваленный книжками, у Семена Михайловича для работы, а тот, пустой – для разговоров с журналистами и фотосъемок. В этом шкафу – книги по математике и физике, а в том – по языкознанию, психологии и педагогике. Из окошка вы можете видеть красивейший проспект. Особенно весной. Хотите в большом кресле посидеть?» Если бы я его не остановил, он бы мне и про содержимое сейфа рассказал. Со всеми подробностями.
Рассматривать по второму разу книжки в шкафах не хотелось. Зимой в окошко любоваться – тоже. Поэтому я просто закрыл глаза и расслабился.
– О, вы уже здесь? Вот и ладушки! Укатали вас мои красавицы?
Я молча улыбнулся.
Семен Михайлович повесил пиджак на спинку кресла и сел напротив меня.
– Простите Ирину и не обижайтесь. На самом деле вы ей понравились, иначе бы она вам слова не сказала. Проигнорировала – и все. К ней многие ваши клеились – бровью не вела. Вам просто повезло.
– Я счастлив. И я не клеился.
– Знаю. У нее очень сложная история. Указала завкафедрой на ошибку. Другой бы на его месте порадовался, поблагодарил да еще в соавторы взял, а этот обозлился и устроил Ирине веселую жизнь.
– Кажется, я его понимаю.
– Сволочь редкостная. Ручонки шаловливые. Ни одной юбки не пропускает. И ладно бы парень на ошибку указал, а то девчонка. Русская. Еврею. В общем, выписали Ире волчий билет.
– И вы не побоялись ее взять?
– Пришлось рискнуть. Вы много знаете специалистов, которые без подготовки, случайно оказавшись на конференции, смогут выявить ошибку в докладе доктора физико-математических наук? И не побоятся на нее указать? Мне такие люди нужны. – Он помолчал секунду. – У нее и личная жизнь не складывается. Для меня это настоящая головная боль. Но, кажется, одной проблемой меньше. Вроде бы уже нашла себе достойного человека. Теперь это только вопрос времени.
– Слава тебе, Господи! Тут ведь у каждой сложная история. Не институт, а богадельня для обиженных студенток получается.
– Ошибаетесь. Богадельня – всего лишь способ отбора кадров.
– Уж очень экстравагантный способ. К чему такие сложности?
– Способ диктует система. В нынешней российской математике умными могут быть только евреи. Остальным запрещено. С парнями еще полбеды: мозги есть – как-нибудь в жизни устроятся. А с девчонками совсем дело плохо. Талант все только усугубляет. К сожалению, мои коллеги считают национальным оскорблением саму мысль, что в наших вузах хватает русских девочек, которые не глупее еврейских мальчиков. Барьеры начинаются со вступительных экзаменов. Если случилось чудо и ты поступила, тебя просто не замечают. Начинаешь обращать на себя внимание талантливыми работами, тебя агрессивно выталкивают на обочину. Чем талантливее работы, тем агрессивнее выталкивают. Никаких публикаций, никакой аспирантуры, никакой диссертации. Это недопустимо. При такой системе у меня не осталось выбора. Пришлось кадровый отдел перенести на обочину. Плодородное место. Кстати, мальчики у нас тоже есть. Васильев и еще двое, но они сейчас в командировке.
– Тоже с обочины?
– Угу.
– Семен Михайлович, но вы же сами как бы… немного…
– Как бы? Немного? Бросьте заискивать. Я самый натуральный еврей, поэтому очень хорошо знаю ситуацию изнутри.
– Но… почему же вы помогаете русским девушкам?
Он улыбнулся и погрозил мне пальцем.
– Разжигаете? Я не разделяю ученых по национальности. И это почему-то бесит моих коллег. Я помогаю не русским девушкам, а талантливым математикам в критических ситуациях. Я помогаю им выжить. Вы много видели умных евреев или евреек, оказавшихся на улице без средств к существованию? Еврейки на обочинах не валяются – только русские. А теперь спросите меня почему.
– Почему?
– Потому что соплеменники им никогда не помогут. Скорее затопчут или еще что похуже. К сожалению, русские люди мельчают, спиваются и готовы спокойно идти по трупам друг друга. В большинстве своем.
