— Напротив,— возразил Крейвен,— И я объясню почему. Из всех людей я последним поверил бы в существование призраков…
Элис Пейдж вскочила на ноги.
— Замолчите! — крикнула она.— Замолчите! Замолчите!
— Успокойтесь, мисс Пейдж,— попросил Крейвен.
— Но вы же сказали…
— Я говорю о том, что, если допустить такую возможность, здесь у нас сложилась именно та ситуация, в которой у духа, покинувшего тело, был бы повод и, я бы даже сказал, право посетить место, где его тело постигла смерть.
— Садитесь, Крейвен! — приказал Лодж.
Крейвен в нерешительности помедлил и сел, злобно буркнув что-то себе под нос.
— Если вы видите какой-то смысл в дальнейшем обсуждении этого вопроса,— произнес Лодж,— настоятельно прошу оставить в покое мистику.
— Мне кажется, здесь нечего обсуждать,— сказал Мэйтленд,— Как ученые, посвятившие себя поискам первопричины возникновения жизни, мы должны понимать, что смерть есть абсолютный конец всех жизненных явлений.
— Вы отлично знаете, что это еще нужно доказать,— возразил Сиффорд.
Тут вмешался Форестер.
— Давайте-ка оставим эту тему,— решительно сказал он,— Мы можем вернуться к ней позже. А сейчас поговорим о другом,— И торопливо добавил: — Нам нужно выяснить кое-что еще. Скажите, кто-нибудь из вас знает, какой персонаж принадлежал Генри?
Молчание.
— Речь идет не о том, чтобы установить тождество каждого из участников Спектакля с определенным персонажем,— пояснил Форестер.— Но методом исключения…
— Хорошо,— сказал Сиффорд,— Раздайте еще раз ваши листки.
Форестер вытащил из кармана оставшуюся бумагу и снова принялся рвать ее на небольшие кусочки.
— К черту эти ваши липовые бумажки! — взорвался Крейвен,— Меня на такой крючок не поймаешь.
Форестер поднял взгляд с приготовленных листков на Крейвена:
— Крючок?
— А то нет,— вызывающим тоном ответил Крейвен,— Если уж говорить начистоту, разве вы все время не пытаетесь дознаться, кому какой принадлежит персонаж?
— Я этого не отрицаю,— заявил Форестер,— Я нарушил бы свой долг, если бы не пытался установить, кто из вас стоит за тем или иным персонажем.
— Меня удивляет, как тщательно мы это скрываем,— заговорил Лодж,— В нормальной обстановке подобное явление не имело бы значения, но здесь мы живем и работаем в очень сложных условиях. Мне думается, что, если бы каждый из нас перестал делать из этого тайну, всем нам стало бы намного легче существовать. Что до меня, то я охотно назову свой персонаж. Готов быть первым — вы только дайте команду,— Он замолчал и выжидательно посмотрел на остальных.
Команды не последовало.
Все они глядели на него в упор, и лица их были бесстрастны — они не выражали ни злобы, ни страха, ничего вообще.
Лодж пожал плечами, сбросив с них бремя неудачи.
— Ладно, оставим это,— произнес он, обращаясь к Крейвену,— Так о чем вы говорили?
— Я хотел сказать, что написать на листке бумаги имя персонажа — это все равно, что встать и произнести его вслух. Форестеру знаком почерк каждого из нас. Ему ничего не стоит опознать автора любой записки.
— У меня этого и в мыслях не было,— запротестовал Форестер,— Честное слово. Но в общем-то Крейвен прав.
— Что же вы предлагаете? — спросил Лодж.
— Списки типа избирательных бюллетеней для тайного голосования,— сказал Крейвен.— Нужно составить списки имен персонажей.
— А вы не боитесь, что мы сумеем опознать каждого по крестику, поставленному против имени его персонажа?
Крейвен взглянул на Лоджа.
— Раз уж вы об этом упомянули, значит, нужно учесть и такую возможность,— невозмутимо произнес он.
— Внизу, в лаборатории, есть набор штемпелей,— устало сказал Форестер,— Для пометки образчиков препаратов. Среди них наверняка найдется штемпель с крестиком.
— Это вас устраивает? — спросил Лодж Крейвена.
Крейвен кивнул.
Лодж медленно поднялся со стула.
— Я схожу за штемпелем,— сказал он.— А в мое отсутствие вы можете подготовить списки.
Вот дети, подумал он. Настоящие дети — все как один. Настороженные, недоверчивые, эгоистичные, перепуганные насмерть, точно затравленные животные. Загнанные в тот угол, где стена страха смыкается со стеной комплекса вины; жертвы, попавшие в западню сомнений и неуверенности в себе.
Он спустился по металлическим ступенькам в помещение, отведенное для лабораторий, и пока он шел, стук его каблуков эхом отдавался в тех невидимых углах, где притаились страх и муки совести.
«Если б не внезапная смерть Генри,— подумал он,— все бы обошлось. И мы с грехом пополам все-таки довели бы работу до конца». Но он знал, что шансов на это было крайне мало.
Ведь если б не умер Генри, обязательно нашелся бы какой-нибудь другой повод для взрыва. Они для этого созрели, более чем созрели. Уже несколько недель самое незначительное происшествие в любой момент могло поджечь фитиль.
Он нашел штемпель, пропитанную краской подушечку и тяжелыми шагами стал взбираться по лестнице.
На столе лежали списки персонажей. Кто-то принес коробку из-под обуви и прорезал в ее крышке щель, сделав из нее некое подобие урны для голосования.
— Мы все сядем в этой половине комнаты,— сказал Форестер.— А потом будем по очереди вставать и голосовать.
И хотя при слове «голосовать» все недоуменно переглянулись, Форестер сделал вид, будто этого не заметил.
Лодж положил штемпель и подушечку с краской на стол, пересек комнату и сел на свой стул.
— Кто начнет? — спросил Форестер.
Никто не шелохнулся.
Их пугает даже это, подумал Лодж.
Первым вызвался Мэйтленд.
В гробовом молчании они по очереди подходили к столу, ставили на списках метки, складывали листки и опускали их в коробку. Пока один не возвращался, следующий не трогался с места.
Когда с этим было покончено, Форестер направился к столу, взял в руки коробку и, поворачивая ее то так, то эдак, с силой потряс, перемешивая находящиеся внутри листки, чтобы по порядку, в котором они вначале лежали, нельзя было догадаться, кому каждый из них принадлежит.
— Мне нужны двое для контроля,— сказал Форестер.
Он окинул взглядом присутствующих.
— Крейвен,— позвал он,— Сью.
Они встали и подошли к нему.
Форестер открыл коробку, вынул один листок, развернул его, прочел и отдал доктору Лоуренс, а та передала его Крейвену.
— Беззащитная Сиротка.
— Деревенский Щеголь.
— Инопланетное Чудовище.
— Красивая Стерва.
— Прелестная Девушка.
«Тут что-то не так,— подумал Лодж.— Только этот персонаж мог принадлежать Генри. Ведь Прелестная Девушка появилась на экране последней! Она же была девятой».
