Нежно она коснулась его лба.
– Все в порядке, не волнуйся.
– Немедленно развяжи меня! – закричал он. – Слышишь?!
Она дотронулась до каких-то кнопок на браслете, и Блейз почувствовал, что снова свободен. От облегчения он чуть не потерял сознание; а Тони принялась ласково и осторожно обтирать его лицо, шею, обнаженные плечи и грудь прохладной влажной тканью. Он снова понемногу стал расслабляться, расслабляться, расслабляться…
…и опять ему долго-долго снились хаотически-бессмысленные сны… а потом наконец их сменил совершенно отчетливый сон.
Он разговаривал с Хэлом Мэйном, которого в конце концов нашел.
* * *
Юноша, похожий на изящного молодого Будду, сидел скрестив ноги в позе лотоса на каком-то возвышении вроде пьедестала. Пьедестал был таким высоким, что глаза сидящего Хэла Мэйна находились вровень с глазами стоящего перед ним Блейза.
В комнате, где они находились, царил сумрак и было прохладно, почти холодно. На плечи Хэла Мэйна было накинуто что-то вроде одеяла неопределенного цвета – в полумраке Блейз никак не мог его толком рассмотреть.
Они вели достаточно откровенный разговор, хотя, с точки зрения Блейза, он принимал какой-то не правильный оборот. Слишком уж враждебно Хэл Мэйн был настроен по отношению к нему. В речах юноши стало заметным явное осуждение взрослого Блейза.
– Почему ты никак не можешь понять? – услышал Блейз собственный голос.
– Потому что ты говоришь на непонятном языке, – спокойно ответил Хэл. – А по-другому не можешь. Ведь ты – Иной.
Последнее слово юноша произнес так, словно это было название какого-то народа вроде дорсайцев или квакеров.
– Нет, нет, – возразил Блейз. – Иные – это всего лишь организация, орудие достижения цели, благой цели.
– Благой или нет, – отозвался Хэл, – это совершенно не имеет отношения к тебе. Ты – Иной.
– Почему ты все твердишь одно и то же? Наверное, это шутка – не хочешь же ты сказать, что я какой-то инопланетянин? – взорвался Блейз. – Я говорю на бейсике, и я такой же человек, как ты.
– Не в этом дело, – покачал головой Хэл. – Конечно же, ты никакой не инопланетянин. Ты человек, но не такой, как все остальные люди. Разумеется, все мы отличаемся в чем-то друг от друга. Но ты единственный в своем роде. Ты Иной. И ты всегда был таким, ты никогда не относил себя к роду человеческому. Это знала даже твоя мать, хотя и не понимала этого, а просто считала тебя выродком и боялась тебя. Да ты сам вспомни! Ведь ты всегда это знал. В детстве это еще не было так заметно, но по мере взросления ты все больше становился Иным. Очень скоро ты вообще забудешь, что когда-то был человеком. Целью твоей жизни станет превращение всех остальных людей в Иных вроде тебя самого, чтобы избавиться от одиночества. К счастью, даже ты не в состоянии этого сделать.
– Откуда ты знаешь, каким я был в детстве? Что тебе известно о моей матери? – возмутился Блейз.
– Я знаю все это, потому что я единственный в своем роде, как, впрочем, и ты, и любой другой человек, когда-либо живший на свете. А еще я знаю то, что есть ты, и одно из моих назначений в вечно развивающейся исторической картине – не дать тебе превратить людей в то, чем они не должны стать.
И поскольку именно эту цель ты преследуешь, я знаю, что ты – мой враг. Я знаю, какое разрушение ты можешь принести, хотя ты боишься признаться в этом даже самому себе. А то, к чему стремлюсь я, никому не причинит зла.
Уж мы-то с тобой это отлично понимаем…
* * *
Видение затерялось где-то во тьме, и Блейз наконец провалился в сон. Не в тот хаос беспокойных сновидений, к которому он уже почти привык, а в настоящий глубокий сон. Проснувшись, он почувствовал, что все изменилось.
Боли в боку больше не было. Исчезло и общее ощущение ненормальности состояния. Осталась только чувство глубокой невыразимой печали.
Освещение комнаты стало почти нормальным. Теперь он ясно видел ее обстановку, хотя освещена была только одна прозрачная, выходящая наружу стена. Значит, он все-таки был прав, решив, что находится в номере отеля.
Пробуждение было похоже на возвращение к жизни.
Сейчас Блейз ясно видел все вокруг. Склонившаяся над ним Тони аккуратно брила его маленькой бритвой, чье устройство, несомненно, было знакомо не только ему, но и миллионам других обитателей Новых Миров. Она сжигала щетину на небольшом, строго определенном расстоянии от кожи, оставляя ощущение легкого поглаживания. Наверное, Тони все это время брила его каждый день.
Затем Блейз увидел стоящего чуть позади нее Каджа. Как только Тони закончила, она тут же отошла в сторону, уступив место врачу.
– Как вы себя чувствуете? – спросил Кадж.
– Хорошо! – сказал Блейз. – Как там Генри?
– С ним все в порядке. Они с Данно через несколько дней зайдут проведать вас. Но вообще-то я спросил, как вы себя чувствуете.
– Я спал. Нормальным сном.
– Верю, – кивнул Кадж. – Вы делаете успехи. Дела идут гораздо лучше, чем я ожидал, даже принимая во внимание ваше богатырское здоровье. Видимо, жажда мести все же помогла вам впрячь в работу свои созидательные возможности.
– Впрячь… – Блейз осекся. – Вы же знаете, что та дрянь, которую впрыснули мне в Совете, начала действовать намного раньше, чем через двадцать четыре часа. Сейчас я вспоминаю, что начал чувствовать себя ненормально еще по дороге в космопорт.
– Конечно же, они солгали вам, – подтвердил Кадж. – Просто они хотели, чтобы вы чувствовали себя еще более беспомощным, чем большинство людей, получивших такую же инъекцию. Я не стал вам ничего говорить, поскольку не хотел внушать вам…
– Я с трудом поддаюсь внушению, – сказал Блейз.
– Да, – согласился Кадж. – Но ведь тогда я этого не знал. Врачи всегда предпочитают перестраховаться.
– И сколько же времени я провалялся в постели? – спросил Блейз.
– С момента появления на борту «Избранника Господа» – больше двух недель.
Блейз облегченно вздохнул.
– Всего-то? А мне казалось, что прошла целая вечность. Это хорошо. Мне просто некогда болеть. Ну ничего, к счастью, я чувствую себя прекрасно.
– Хотелось бы с вами согласиться, – произнес Кадж. – Но вы, надеюсь, помните – я уже говорил вам, что последствия будут сказываться очень долго. У вас время от времени будут повторяться приступы, подобные тем, что вы перенесли в последние две недели, включая навязчивую болтливость и периодические помрачения сознания. Возможны и другие проявления, до сих остававшиеся незамеченными, но которые проявятся после того, как ослабнут самые сильные симптомы. Но если вы убедите себя в необходимости выздоровления, то со временем все болезненные явления пропадут окончательно. Причем гораздо быстрее, чем в обычных случаях. Позвольте дать вам только два полезных совета: не теряйте оптимизма. А также уверенности в себе.
